— Да, это я.
— Это Швецова из прокуратуры. Помните, вы меня гримировали перед эфиром с Белявским?
— Конечно, помню, — голос гримерши потеплел. — Жалко, что вас не было в эфире. Этот волосатый предсказатель такую ахинею порол…
— Алла Павловна, мне нужна ваша помощь.
— С удовольствием, в любое удобное для вас время, кроме вторника и пятницы с трех до девяти. А что нужно? Вам визаж?
— Нет. Нам нужен портретный грим, но не мне. И еще… Я не знаю, сможете ли вы это…
— Ну говорите. Я скажу, могу или нет.
— Нам надо из худышки сделать толстушку.
— И только-то? — рассмеялась гримерша. — Это плевая операция. Вот из толстушки худышку сделать значительно труднее. Но тоже можно. Когда?
— Коленька, когда Романевский с Петровым в следующий раз дежурят? — спросила я, прикрыв трубку рукой. Коленька быстро произвел в уме необходимые подсчеты. И прошептал:
— Через два дня.
— В четверг, — сказала я в трубку. — В час дня. Сможете?
— Без проблем.
— Только, Алла Павловна… — я замялась, но Шарко меня подбодрила:
— Ну что такое? Смелее. Заплатить, что ли, мне не сможете?
— Не сможем, — призналась я.
— Ну и ладно. Поработаю ради высокого искусства, — посмеялась гримерша. — Я так понимаю, что вы это не для себя, а для дела?
— Ну да.
— Приезжайте ко мне домой. Мне это проще, чем все свои причиндалы куда-то тащить через весь город, — и она продиктовала адрес.
— Придется брать с собой Алису, — сказала я Василькову, положив трубку. — Гримеру надо иметь перед собой образец, под кого лепить агентессу.
И Алиска прямо засветилась. Вот такую окрыленную мы ее и выпроводили домой, взяв с нее страшную клятву о неразглашении. Коленька поехал к Люде — ставить задачу, обещал отзвониться. А мне надо было хоть чуть-чуть привести в порядок запущенные в связи с последними событиями дела.
Но что-то свербило у меня в мозгу и не давало покоя, какая-то незаконченная мысль. Даже не мысль, а так, мелкая мыслишка. Я отмахнулась от нее до четверга.
Васильков приехал ко мне с Людой в тот же день вечером. Когда они вошли, я даже не узнала Люду. Куда только девалась апатичная, заторможенная наркоманка! Люда расправила плечи, оказалось, что у нее неплохая фигура. Глаза ее блестели, в них светился интеллект…
Когда мы начали обсуждать детали операции, Люда поразила меня тем, как быстро она все схватывала, и более того, предлагала свои варианты, блестящие с оперативной точки зрения.
Потом Васильков с Людой уехали, Коленька собирался отвезти Люду и отправиться в РУВД — документировать внедрение. Обещал, что сложностей не будет. А я пошла к своему начальству. Вот у меня сложности вполне могли быть; скрывать от шефа, что под ногами у нас путается малолетняя сыщица, я не собиралась.
Придя к прокурору, я все честно ему рассказала. И про то, что мы собираемся рисковать агентессой оперативника, который работает по делу. И про то, что несовершеннолетняя сестра погибшей девочки в любой момент может влезть в операцию и испортить всю музыку. И ее безопасность я гарантировать уж никак не могу. Единственный способ удержать ее от глупостей — это рассказать все родителям, чтобы они посадили ее под замок и не выпускали до тех пор, пока злодей не окажется в тюрьме.
Но этот способ чреват, во-первых, серьезным испытанием для нервов и без того пострадавших людей — родителей девочек, которые уже потеряли старшую дочь, и вот им сообщат, что они в любой момент могут потерять и вторую. А во-вторых, они могут просто пожаловаться на нас, и нашу операцию прикроют. Запретят, и все.
Шеф поразмыслил, и хотя это решение далось ему непросто, посоветовал мне не ставить в известность родителей Алисы.
— Победителей не судят, — сказал он.
— Но мы-то еще не победители, — возразила я.
— Тогда идите и побеждайте. Все, мне некогда, — буркнул шеф и уткнулся в какой-то приказ Генеральной прокуратуры.
Мне ничего не оставалось, как приступить к исполнению.
В четверг мы всей толпой ввалились к гримерше в большую захламленную квартиру, расположенную в тихом переулочке неподалеку от телецентра. Алла Павловна выслушала задачу, что-то прикинула в уме, повертела перед окном сначала Алису, потом Люду, и отправила нас с Васильковым на кухню пить кофе. Из комнаты до нас доносились девичьи смешки, журчание мягкого голоса гримерши, шорохи и треск. Наконец нас позвали оценить результат.
Когда я вошла в комнату, обе модели чинно сидели на стульчиках, сложив на коленях руки, и я поначалу даже не поняла, которая из них Алиса, а которая — Люда Ханурина. Судя по тому, как крякнул за моей спиной Васильков, на него это тоже произвело впечатление.
