Как назло, окна первого этажа дома были наглухо забиты жестью, а кричать в квартиры второго этажа с целью узнать код было бесполезно. Куда-то подевались все желающие войти в парадную; видимо, приближающийся дождь спугнул старушек, гулявших во дворе, и молоденьких мамочек, и все они уже нырнули в дом.
— Господи, что там происходит? — вырвалось у меня, и Синцов тихо ответил, не глядя в мою сторону:
— Будем надеяться, что он еще не убивает девочку.
— Может, они сейчас уже выйдут, — поддержал его Васильков.
Но через десять минут никто не вышел, и ожидание стало невыносимым.
— Коля, давай действовать, — распорядился Синцов. — Мы с тобой пьяные. Кепку надвинь поглубже на рожу, будем ломиться в парадную. Может, сломаем эту железяку.
Я с сомнением покачала головой — дверь производила впечатление монолита. Но больше ничего не оставалось. Синцов с Васильковым для большей маскировки поменялись куртками, чтобы Коленьку было сложнее опознать, Васильков закрыл лицо кенарем, и они с Синцовым начали горланить песни и бухаться в закрытую дверь парадной.
— Открывайте, гады, — очень натурально вопил Синцов, — я ключ забыл. Машка, открой, падла!
— Тихо ты, хорек, — урезонивал его “пьяный” Васильков едва ли не громче, чем тот орал, — щас менты приедут, загребут.
— А мне по… — отвечал Синцов, взглядом извиняясь передо мной, и продолжал барабанить в парадную. Расчет был на то, что если не удастся сломать или иным способом открыть дверь, то, может, хоть шум спугнет маньяка, если он замыслил что-то сотворить с девочкой.
Выкрикивая всякие пьяные непристойности, опера продолжали биться в дверь, но я заметила, что Андрей побелел и стал тяжело дышать. Еще немного, и он упал бы, но тут вдруг дверь распахнулась, и в проеме появился Романевский, а с ним Алиса — без признаков телесных повреждений.
— Ну вы, уроды пьяные, — негромко сказал Романевский, — а ну пошли вон отсюда. Весь дом перешугали.
Васильков в это время тихо сползал по стене, якобы в алкогольной коме, завернув голову в куртку, а Синцов, закатывая глаза, ответил Романевскому нецензурной бранью :
— А тебе… какое дело? Я, может… тут живу.
Я наблюдала все это из-за угла, успев спрятаться. Мне было видно, как Романевский брезгливо отодвинул Андрея с дороги, отчего тот очень натурально пошатнулся и упал, а сам, обнимая Алису за плечи, продолжил путь из двора.
Когда они скрылись из виду, я осторожно вышла из-за угла, потормошила за плечо Василькова, который мгновенно разлепил глаза и вскочил на ноги. А потом подошла к Андрею. Он продолжал лежать в неловкой позе, уткнувшись лицом в сгиб локтя.
— Андрей, они ушли, — сказала я ему, наклонившись, но он не реагировал. Присев на корточки, я взяла его безжизненную руку и попыталась нащупать пульс. Пульса не было.
“Скорая” приехала на удивление быстро. Андрея увезли в ту же больницу, откуда он только что выписался. Вот на этот раз у него случился самый настоящий инфаркт.
Когда нас выставили из больницы в связи с наступлением ночного времени, мы с Васильковым подхватили на полдороге сменившегося с дежурства моего жениха Стеценко, поехали в какую-то круглосуточную забегаловку возле той самой площади и жутко напились. Проснувшись утром с катастрофической головной болью, я подумала, что вот такой алкогольный сон все же лучше терзаний по поводу случившегося вчера.
В больнице, куда я позвонила, с трудом добравшись до телефона, мне сказали, что жизнь Синцова вне опасности, но состояние еще тяжелое. Посещения пока запрещены.
Вторник ушел на восстановление организма после алкогольной интоксикации, а в среду надо было запускать Люду.
Наши предположения оказались верными: на Ханурину в юбке Романевский среагировал даже быстрее, чем мы думали. Она его сделала.
Через неделю Люда сообщила нам, что удостоилась приглашения домой, и пока хозяин был в туалете, она в ящике серванта накопала нож с явными следами крови, а в шкафу — пакет с колготками, черными и телесными. Вперемешку, разных размеров. Более того, ей удалось раскрутить Романевского на такую откровенность, что он то и дело рвался показать ей, где зарыт труп девочки Насти.
После того как местонахождение трупа Насти было обозначено, дальше миндальничать с маньяком было нецелесообразно.
Показания он дал сразу, видимо, опасаясь, что с ним поступят так же, как он поступал с пьяными, имевшими несчастье попасться в пикет милиции на станции метро “Звездная”. Мы услышали от него обо всех эпизодах, нам уже известных, а также о двух случаях, про которые мы еще не знали.
Схема действий маньяка была проста: он вылавливал девчонок излюбленного им типа преимущественно в метро, и преимущественно за попытки пройти внутрь, не заплатив. Но мог по — знакомиться и при других обстоятельствах. Охмурял каждую по-разному. Катю Кулиш, например, соблазнил тем, что расскажет про работу следователя.
Когда он стал признаваться, показания сыпались из него, как из рога изобилия. Я почему-то очень уставала от этих допросов, но его распирало деталями, которые мне приходилось скрупулезно записывать.
— С Настей Полевич я познакомился на станции метро, — с энтузиазмом рассказывал он, — у нее упала и рассыпалась папка с нотами, я помог собрать, а потом назначил ей свидание… На свидании я как бы в шутку предложил ей показать, как надеваются наручники, сковал ей руки сзади, изнасиловал, а потом ударил ножом в шею и закопал на свалке. В мусор.
