делалось, увы. Ну, а чего, собственно, ожидать, если такие
ужасные несправедливости творятся в мире. Да просто
заговор злодейский, чудовищные происки одних, доверчивая
близорукость и непростительное легковерие других, а силы
убывали, надежды таяли и потому хотелось выть, урчать,
идти, обходы совершать, бороться за здоровый быт, культуру
поведения и общежития, а полномочий, полномочий уже не
было.
Увы.
А всего лишь месяц с небольшим тому назад, в
апреле, как весел был Иван, кудряв, улыбчив, в какие дали без
очков глядел, вокруг него роились люди, искали девушки
знакомства, рассвет скворцов петь под окошко посылал,
суббота росами встречала на стекле сосуда, извлеченного из
холодильника без морозилки 'Север'.
Цель жизни была у Закса и место в боевом строю, а с
апреля одна лишь видимость, иллюзия, обман.
То есть, в конце марта подготовив устав и утвердив
программу на заседании бюро, Иван спокойно уехал на
свадьбу к брату, отсутствовал неделю ровно, вернулся:
— Ну, как дела, — зашел румяный, синеглазый в
комитет, — согласовали?
— А, да… — замялся как-то странно, неестественно Олег
Васильев, большеголовый, но безгубый юноша, — жидок тут
бегал, переделывал, вчера, по-моему, все подписал.
— Что переделывал?
— Устав, — скривилась щелка, округлились щечки, да
хмыкнуть насморк помешал, — в обкоме объявили, что
президентом русский быть должен обязательно.
— Так он же…
— Понятно, но фамилия-то Кузнецов.
Шмяк.
Было. Закс — президент, Ким — зам по оргвопросам и
Кузнецов — художественный руководитель, по-нашему, по
алфавиту, нормально, честно и, главное, понятно, какой
участок у кого. Иван перед начальством за четкость линии и
верность курса отвечает, Ким с опергруппой отсекает
безбилетников и чужаков, на нем порядок в зале, ну, а Натан
(так, люди утверждают и оснований им не верить нет, зовут
свои Абрама дома) читает заранее одобренные тексты в
микрофон и ленты воспроизведение, а также перемотку
организует. Все четко.
А стало. Товарищ русский (дальше некуда) теперь все
сам, один, большой и важный, а остальных, так, чтобы только
видимость создать в каких-то тухлых вице превратили. Вот,
дескать, коллективность, подстраховка, козлы, и, главное, ведь
убедить хотят, будто все это по распоряженью личному, по
указанию Тимохи. Толика Тимощенко.
А уши-то торчат. Лопухи свешиваются. Сразу видно,
сидите тут под пенопластовыми орденами всего лишь первый
год. Да Толику, если хотите знать, Тимохе, Иван еще
первокурсником приглянулся. Уже тогда он его двинул, уже
тогда такие вещи доверял… Да что там говорить, когда
собрались Ваню в прошлом году за двух семестров косу с
лентами хвостов разнообразных из института выпнуть, разве
не Толя его буквально вытащил, спас, академ придумал,
устроил, организовал?
Василий Александровия Устрялов топил Госстраха. И
сомневаться нечего. Преподаватель старший с теоретической
механики. Ему Иван был должен одних контрольных восемь
или девять. В натуре, спиногрыз. Не то что Толя, тот вел,
конечно, как же, какие-то лабораторные у разработчиков, но
это так, для смеха, для отвода глаз, просто полставки получал.
А Василий Александрович Устрялов, извините, в какую не
заглянешь, зайдешь кабинку по малой мимолетной или
серьезной полуденной нужде в четвертом корпусе, и
колесован он, и четвертован, и на копалке жилистой катается,
будьте любезны. Ну, ей же Богу, падла.
Сам лично ректор Сатаров представлять пришел.
— Кто за? Кто против?
— Единогласно.
— Что ж, поздравляю, ваш новый секретарь, товарищи
комсомольцы, кандидат физ-мат наук.
Рады стараться!
И Ваня пясть искренне несет сухую в общем строю,
примите уж, Василий Александрович, от всей души, от сердца
чистого, теперь Василием нам будете, своим, то есть, кто
прошлое помянет…
Эгэ, угу, оттыкали под стягом алым горнисты,
запевалы, глядит на Ваню кукиш, фига с маслом, руки ж не
подает.
— А, вот ты, — сложилась, наконец, в приветливое 'на
ка, выкуси', — оказывается, где сидишь, бездельник.
Ду-ду-ду. Укрепили, называется актив. Квартирой
завлекли.
Душило зло, брало за горло. Словно и впрямь
накаркал фатер. Да, осуждал, не понимал механизатор совхоза
'Светлый путь' Роберт Адольфович Закс желанья сына
младшего Ивана оторваться от корней, дать деру из деревни.
Наше дело — земля, — не мог взять в толк, что с
головою у потомка багровоглазый человек, — она и кормит, и
греет.
— Кто ты там? Никто. А на земле… Здесь из дерьма
конфетку всегда можно сделать, — с любимой присказкой к
любимой теме приступал хозяин дома ладного с наличниками
красными и желтым петушком, — вот когда нас с Волги
привезли, тут что было…
Ну, если бы еще на зоотехника или агронома пошел
учиться, ну, ладно, коли разрешили, а то ведь в горный
