возьмет и встанет в позу, запретит задерживать, пожелает сам допросить фигуранта или еще что-нибудь удумает и все испортит.
Так что Косте Мигулько соваться к прокурору запретили. И я была допущена к своему рабочему сейфу.
Рассмотрение жалоб на меру пресечения было назначено на двенадцать дня. Все трое арестованных пожелали присутствовать в суде, и всех их привезли туда. Напротив здания дежурили опера, «наружка» была наготове, в общем, у всех было занятие, и только я маялась без дела.
Пребывая в нервном состоянии — по понятным причинам, я не могла заниматься никакой общественно-полезной деятельностью. Некоторые мои счастливые коллеги в дни реализаций, ожидая вестей с фронта, умудрялись составлять обвинительные заключения, вязать шарфы и чинить телевизоры. А я могла только маяться, настраиваясь на грядущую работу, даже ногти красить не получалось.
Горчаков болтался где-то со своей Аленой, договорившись, что он будет на связи, на телефоне, и сразу, если надо, примчится, куда скажут. Поэтому я в полном одиночестве слонялась по прокуратуре и не знала, куда приклонить головушку. Я чуть не сошла с ума от безделья, но тут, очень кстати, меня позвала Зоя к телефону в канцелярии.
— Следователь Швецова, слушаю, — сказала я в трубку.
— Мария Сергеевна, добрый день, — прозвучал в трубке мелодичный женский голосок. — Я — секретарь Ильи Адольфовича Эринберга.
Я чуть не присвистнула от изумления, услышав это. Если гора не идет к Магомету.
И тут же стала лихорадочно прокручивать в мозгу, что делать с Эринбергом, когда я наконец увижу его воочию. Черт, директор комбината отсутствует, где-то в Москве болтается, так что ни опознания, ни очной ставки я не проведу. Значит, по мошенничеству на комбинате до возвращения директора делать практически нечего.
Если Эринберг на вопросы о заключении с комбинатом грабительского договора займа ответит удивленным поднятием бровей, то можно, конечно, взять у него образцы подписи и отправить на экспертизу. Но пока эксперты определятся, он или не он расписывался в договоре, пройдет в лучшем случае несколько дней. И только если заключение будет положительным, ему можно будет задавать вопросы о том, где он брал кровушку, которой ставил свою подпись. А если нет?..
Вариант запасной: если господин Эринберг предъявит паспорт с номером, который указан в договоре займа, то я имею полное право предъявить ему обвинение в использовании заведомо подложного документа… Нет, не имею. Вернее, имею, коне сразу: предварительно надо получить официальную справку о том, что паспорт с таким номером выдавался не Эринбергу, а другому человеку. Получение такой справки займет несколько дней, а до этого трогать Эринберга, сажать его в камеру и совать в рожу постановление о привлечении в качестве обвиняемого и думать не моги.
И что же остается?
— Илья Адольфович хотел бы с вами повидаться, — продолжал между тем ангельский голосок. — Дело в том, что ему стало известно об использовании его имени без его разрешения, и он хотел бы с вами это обсудить.
Так, приехали. Это не тот Юрий Милославский. Мое воображение тут же нарисовало толстенького бизнесмена, ставшего жертвой мошенников. Документы, что ли, у него украли? Не Очень ясно, правда, было, как же вышло, что паспорт с таким номером выдавался юной девушке, но если в договоре займа допущена ошибка хотя бы на одну цифру или букву в номере паспорта Эринберга, то это все объясняет. Да, в конце концов, мошенники могли воспользоваться только его именем, а паспорт с произвольным номером состряпали от балды. А настоящий Эринберг мог получать паспорт не в Питере, а в другом городе, поэтому и не зарегистрирован здесь. Да что гадать? Надо встречаться с Эринбергом и задавать вопросы ему.
— Пусть приезжает в прокуратуру, — сказала я. — Я буду на месте.
Вот будет интересно, если ребята задержат заказчика по областному делу о похищении Паши Иванова, и в моем кабинете столкнутся два Эринберга…
— Извините, но Илья Адольфович не может покинуть офис до шестнадцати часов, а после этого улетает в Афины, — журчала секретарша. — Если бы вы смогли подъехать к нему в офис… Мы бы прислали за вами машину.
— Спасибо, не надо, — ответила я, мучительно решая, как быть с приглашением. Судя по всему, этот Эринберг — безвредное создание, тем более, что сам вышел на связь, значит, не боится. Но все равно, одной туда соваться не очень хочется. Жалко только, что опера сегодня все заняты, и Лешка где-то болтается. Можно, конечно, ему позвонить, попросить со мной съездить, но тогда у него свидание сорвется. А, была не была!
— Диктуйте адрес, — сказала я наконец в трубку. — Я сейчас приеду.
— Очень хорошо, — обрадовалась секретарша, наверное, получившая ценные указания заманить меня туда во что бы то ни стало. — Записывайте…
Она подиктовала мне адрес; не так уж это далеко, подумала я, доеду на такси.
— У ворот нажмите кнопку переговорного устройства, — дала мне последние напутствия секретарша, — скажите, что вы — Швецова, к Илье Адольфовичу. Охранник вас встретит и проводит.
Про себя я решила, что если офис будет выглядеть подозрительно, я одна туда не пойду. Зое я на всякий случай оставила адрес, предупредила, что поеду на такси по делам, и попросила, если вдруг меня начнут разыскивать опера, адресоваться мне на мобильник. И, уже выйдя на улицу, взмахнув рукой и остановив частника, я услышала писк моего телефона, извещавший о получении СМС-сообщения. Сев в машину и назвав адрес, я посмотрела, что пишут: оператор мобильной связи ставил меня в известность, что я подошла к порогу отключения связи. Черт, забыла положить деньги на счет.
Ну ладно, входящие телефон принимает пока, и если надо, то и Лешка, и опера меня найдут.
Частник высадил меня возле жёлтого особняка за кованой ажурной оградой. Нет, особняк выглядел очень солидно. Вряд ли Эринберг-злодей арендовал такое здание, а также штат охраны и секретаршу только для того, чтобы пустить пыль в глаза следователю прокуратуры.
Я решительно нажала на кнопку переговорного устройства и назвалась.
— Одну минуту, — вежливо ответили мне, —вас проводят.
Ровно через одну минуту к воротам но двору подошел высокий симпатичный молодой человек в черной униформе.
— Мария Сергеевна? — уточнил он, прежде чем открыть мне калитку.
Впустив на территорию, он повел меня по мощеной камнями дорожке к зданию. Магнитным ключом отпер двери и прошел вперед меня, придерживая тяжелую створку. Вслед за ним я поднялась по широкой винтовой лестнице на второй этаж и очутилась в просторной приемной. За полукруглой деревянной стойкой сидела миловидная девушка.
— Мария Сергеевна? — Она поднялась она мне навстречу с улыбкой. — Я доложу Илье Адольфовичу. А вы пока присядьте, — махнула она рукой в сторону низкого белого дивана за журнальным столиком, — посмотрите прессу. — Она выпорхнула из-за стойки и направилась в кабинет к Илье Адольфовичу, за массивную дверь в углу приемной. Скрывшись за этой массивной дверью, она довольно долго не появлялась, и я от нечего делать потянулась к газете, лежащей на стеклянном столике. Развернула ее и даже не успела испугаться, потому что как раз в этот момент бесшумно отъехала массивная дверь кабинета, и показавшаяся на пороге секретарша ласково сказала:
— Прошу, Мария Сергеевна, Илья Адольфович ждет вас.
Но я уже не была так безмятежна. Мне даже на миг показалось, что у секретарши выросли клыки, которыми она сверкнула, приглашая меня в пещеру людоеда. Но нет, никаких клыков, сверкали белоснежные, как в рекламе жевачки, зубы и приветливая улыбка. Никаких поводов для беспокойства, кроме бросившегося мне в глаза названия газеты, которую я так и не успела прочитать: «Раздвоенное копыто».
19
Я поднялась с низкого дивана и достала мобильный телефон. Но, начав набирать номер, вспомнила, балда, что исходящие у меня отключены. Попросить разрешения позвонить со стационарного телефона? А, бессмысленно: если я в ловушке, то мне все равно не дадут позвонить.
Секретарша тем временем стояла у открытой двери кабинета и выжидательно смотрела на меня, держа
