в разных районах города, и у меня есть задумка…
— Извините, — прервала я его. — Я бы не хотела иметь дел с вашей газетой.
— Почему?
— Потому что мне не нравится позиция вашего коллеги, который незаслуженно охаял на страницах вашего издания моего коллегу.
— Вы имеете в виду Льва Сребренникова, его статьи о захвате Дома моделей?
— Совершенно верно. Он оклеветал моего друга, честного следователя.
— Но ведь это же он, а не я, автор не понравившихся вам статей? — возразил журналист.
— Да, но их публиковала газета, в которой вы работаете. Значит, это позиция издания.
— А вы не допускаете, что моя позиция может не совпадать с позицией издания?
— Но вы же представляете вашу газету? А я не хочу сотрудничать с вашей газетой.
— Хорошо, — не сдавался журналист. — Я пишу еще для «Мегаполиса». Это московское издание. Давайте сделаем материал туда.
— Извините, но я не собираюсь делать никакого материала.
— Мария Сергеевна, — помолчав, проникновенно произнес журналист. — Ведь и в прокуратуре бывают разные следователи, но это не значит, что вся прокуратура или плохая, или хорошая. Я хочу вам помочь…
— Да что вы? Пока что я не упомню случая, чтобы журналисты помогали расследованию. Вот мешали — сколько угодно.
— Да я в душе следователь, — журналист рассмеялся, смех у него был приятный, располагающий. И чем-то мне знакомый. — К тому же я бывший пограничник. Чем черт не шутит, может, я и вправду вам чем- нибудь помогу? Вам же нужен общественный помощник?
— Хорошо, — решилась я. — Давайте пообщаемся. — Я рассудила, что лучше держать руку на пульсе, чем потом расхлебывать бредовые домыслы.
— Я знал, что вы разумный человек, — радостно ответил журналист. — Куда мне подъехать и когда?
— Завтра в девять утра я буду в городском морге. Приезжайте туда. Знаете, где это?
— Еще бы. Я уже давно пишу на криминальные темы.
— Отлично. В вестибюле. А как мы друг друга узнаем?
— Я буду держать в руке свою газету, — заявил журналист.
— Хорошо, а я тогда — Уголовный кодекс.
Чем-то он меня развеселил, и, положив трубку, я подумала, что если парень окажется нормальным человеком, то его можно будет использовать на посылках. Может, и проблему профилактики через него осторожненько порешаем. А вот кто ему стукнул про серию убийств, о которой я сама узнала два дня назад, я у него завтра выпытаю. Надеюсь, это не провокация заместителя прокурора города с целью добиться моего увольнения; он же меня предупреждал — никаких контактов с прессой…
Значит, завтра я в морге, отступать уже некуда. С Синцовым мы договорились, что он отрабатывает Женю Черкасову, начиная с момента первого убийства и до ее собственной смерти. Нам нужно знать о ее знакомствах и передвижениях все, буквально по минутам. Рисунки, изъятые у нее дома, прямо указывают на то, что она общалась с убийцей. Только у убийцы она могла видеть весь набор мелочей, которые были похищены у разных женщин, оказавшихся жертвами преступника. Конечно, нельзя исключать возможность того, что Женя сама могла быть причастна к убийствам. Совершать их в одиночку она вряд ли могла, поскольку уже после ее смерти была убита Рита Антоничева. Хотя кто-то мог уже после убийства Жени сработать под ее почерк. Но это допущение, слегка притянутое за уши.
На следующий день, запихав ребенка в школу, ровно в девять утра я входила в вестибюль городского морга, держа в руках тоненькую книжечку Уголовного кодекса. Навстречу мне поднялся невысокий, коротко стриженный молодой человек. Даже если бы у него в руках не было газеты, я все равно узнала бы в нем журналиста. Тем более что свое удостоверение он мне уже показывал — в метро, предлагая поднести тяжелую сумочку. Так вот откуда мне был знаком его смех!
Журналист, улыбаясь, пошел мне навстречу.
— Мария Сергеевна? Видите, я не ошибся тогда. И имя правильно назвал, и профессию.
— Антон Старосельцев? — спросила я. — А как вас по отчеству?
— Да зачем вам отчество? Просто Антон. Можно и на «ты».
— Дело в том, что я для вас — не просто Мария, а «тыкать» в одностороннем порядке я не привыкла. Итак?
— Александрович, — вздохнув, произнес журналист. — Если это так необходимо…
— Абсолютно, — жестко ответила я. — А теперь давайте договоримся. Я буду общаться с вами и сообщу интересующую вас информацию, только если вы дадите мне честное слово, что без моего разрешения никакая публикация не появится. Кроме того, шаг влево, шаг вправо с вашей стороны, любая самодеятельность, несанкционированные мной попытки что-нибудь разнюхать — будут караться немедленным лишением аккредитации. Присядем, вот здесь распишитесь, пожалуйста.
— Что это? — растерянно спросил журналист, глядя на листочек бумаги, который я вытащила из Уголовного кодекса.
— Это подписка о неразглашении данных предварительного следствия. Вот здесь распишитесь и ознакомьтесь со статьей 310: арест до трех месяцев, исправработы до двух лет, штраф до двухсот МРОТ.
Журналист взял у меня из рук Кодекс, внимательно прочитал, какое наказание может быть назначено за разглашение данных предварительного расследования лицом, предупрежденным в установленном законом порядке о недопустимости их разглашения, если оно совершено без согласия прокурора, следователя или лица, производящего дознание, после чего вытащил из кармана кожаной куртки ручку и молча расписался в указанном мной месте.
— Это не шутка, — предупредила я на всякий случай, убирая подписку в сумку.
— Я понял. Конечно, это осложнит мне жизнь, но опыта прибавит. Ну что, пошли?
— Минуточку. Пойдем мы только после того, как вы мне скажете, откуда вам стало известно про серию.
— Мария Сергеевна! — Отаросельцев развел руки. — Источники сдавать не принято. Уж извините.
— Ну, тогда и вы извините. До свидания, приятно было познакомиться.
Я решительно встала и, не оборачиваясь, направилась к двери, ведущей в танатологическое отделение бюро судебно-медицинской экспертизы.
— Мария Сергеевна! — отчаянно крикнул за моей спиной журналист.
Я продолжала идти. Он догнал меня и тронул за рукав:
— Поймите меня правильно! Я не могу назвать человека, от которого получил информацию, да вы, скорей всего, и не знаете его. Давайте сделаем так: вы мне назовете людей, на которых вы могли бы подумать. Если среди тех, кого вы подозреваете, окажется мой источник, я сразу скажу вам об этом. Если вы мне не назовете того, кто мне сдал информацию, мы будем работать. Хорошо?
Черт, непонятно, почему, но я ему поверила. И кивнула.
— Синцов? — назвала я первую фамилию.
— Нет, — отрицательно покачал он головой.
— Заместитель прокурора города Нестеренко?
— Что вы! — он рассмеялся.
— Завморгом?
— Мимо!
Дальше я добросовестно перечислила фамилии известных мне оперативных дежурных по главку и РУВД, экспертов-медиков, вскрывавших убитых женщин и выезжавших на трупы, а также фамилии следователей и экспертов-криминалистов, работавших по этим делам. На все я получила отрицательный ответ.
— Ну, а если это кто-то, кого вы не знаете, вам ведь все равно? — спросил журналист.
— Нет. Может, вы получили информацию от убийцы, — не сдавалась я.
— Вы знаете, могу руку дать на отсечение, что мой источник — не убийца.
— Я бы на вашем месте не зарекалась, — посоветовала я ему.
