быть? Действительно наркоманы? Вроде бы не похоже…
— Ты знаешь, Мария, — серьезно сказал мне Паша, — в прошлом месяце я дежурил, так в соседнем районе аналогичный труп был. Правда, не такая молоденькая, женщина лет тридцати, шла домой из магазина, с сумками, в лифте ее замочили в три часа дня. Сняли цепочку. Там было десять ножевых, все спереди…
— Ну?! — поторопила его я.
— Из сумок ничего не взяли, и деньги целы, довольно крупная сумма. — Он замолчал, мне снова пришлось его поторопить.
— И что же?
— Что за идиот — цепочку снимает, а кошелек, который из сумки торчит, с реальными деньгами, не трогает?
— Может, спугнул кто?
— Труп нашли сразу, муж нашел. Говорит, что никого на лестнице не видел. В квартирах с первых этажей дома вообще никого не было.
— Думаешь, есть связь?
— Думаю, не маньяк ли пошел… Ну ладно, бывай, Мария, я тебе Андрюху Синцова подошлю, без обид.
— Да уж какие тут обиды, — искренне сказала я. — Спасибо, и от души, если так.
— Он через полчаса подъедет, может, еще что интересное расскажет, ты еще явно тут будешь с осмотром колупаться.
Паша откланялся, а я стала озираться, ища, на чем мне пристроиться писать протокол. Женя Болельщиков тем временем пошел в квартиру на первом этаже подключать переносную лампу, чтобы надлежащим образом осветить место происшествия, и заодно вынес мне оттуда кухонную табуретку. Я подвинула ее поближе к трупу, стараясь не попасть ножками табуретки в ручейки уже застывающей крови, и достала из дежурной папки бланк протокола осмотра. Машинально закладывая между двумя экземплярами копирку и скалывая скрепкой листы, как я делаю это уже много лет и, видимо, буду делать еще столько же, невзирая на всеобщую компьютеризацию (впрочем, некоторые продвинутые следователи на месте происшествия делают черновые пометки, а у себя в прокуратуре перепечатывают их в протокол на компьютере), я пыталась мысленно сконструировать картину происшествия: девочка вошла в парадную, сверху — с лестничной площадки, оснащенной широким насиженным подоконником, спустилась группа наркоманов, ожидавших кого-нибудь, потенциальную жертву ограбления… Спрашивается, зачем убивали? Ради того, чтобы снять с девочки украшение, которое даже продать нельзя, — одну дешевенькую сережку? Черт их знает, этих наркоманов…
— А кстати, почему мы все зацепились за наркоманов? — спросила я Леву Задова, стоящего над трупом в позе дачника, вскапывающего огород. Он тут недавно ездил в чисто поле, где часа четыре в дождик осматривал покойника, — все посмеивались, что капюшон экспертам надо пришивать к другому месту, у Левки намокло именно оно…
— Из-за множественности ранений, каждого из которых хватило бы для причинения смерти, — не разгибаясь, ответил мне Задов.
— Иначе говоря, из-за того, что для достижения преступного результата были употреблены явно несоразмерные усилия, противоречащие здравому смыслу?
— Они хочут свою образованность показать и все время говорят о непонятном, — пробурчал неслышно подкравшийся сзади Болельщиков. И как это он свою тушу так бесшумно переносит?
— Я думаю, что за наркоманов мы зацепились из-за того, что во-он там, на площадочке, полно использованных шприцев, кое-какие свеженькие, — продолжил Болельщиков, протягивая мне на листе бумаги три одноразовых шприца, в которых по стенкам лениво перекатывались какие-то бурые капли. — Машка, ты пишешь уже? Это я прямо с подоконника забрал — аккуратно, на бумажку. Сейчас на пальчики обработаю, все пригодится.
— Спасибо, Женя, положи вот сюда, только смотри, чтобы никто не наступил. — Я благодарно кивнула Женьке. — Даже если эти наркоманы, которые там на площадочке тусуются, и не при делах, то хоть как свидетели сгодятся.
— Ага, — Женя шумно перевел дух. — Я вон, когда в квартиру ходил лампу подключать, мне тетка там сказала, что дверь парадной дважды хлопала.
— Вот как? — Я подняла глаза от протокола. — Значит, сначала выбежали убийцы, а потом — сверху — наблюдатели рванули? Может, те самые наркоманы с площадки? Там у них постоянный клуб…
— Убийца. — Это подал голос эксперт Задов; он уже проделал с трупом все, что от него требовалось, и теперь заполнял листочек с описанием трупных явлений. Все, что он там написал, — и сведения о наличии или отсутствии трупного окоченения, и то, как ведут себя трупные пятна при надавливании динамометром, и как реагирует зрачок при введении раствора пилокарпина в переднюю камеру глазного яблока, и кое-что другое, — все это послужит для определения времени наступления смерти. Хотя в нашем случае время смерти точно зафиксировано в медицинских документах — карте вызова «скорой помощи»…
— Что, Лева?
— Я говорю, не убийцы, а убийца. Мне почему-то кажется, что он был один. — Лева устало вытер пот со лба тыльной стороной руки в резиновой перчатке.
— Ты знаешь, мне тоже это приходило в голову. Надо поискать среди приятелей этой девочки — может, она вчера не с тем в кино пошла, а сегодня ревнивый поклонник ей объяснил, что надо соблюдать верность.
Болельщиков, перематывающий в фотоаппарате пленку, включился в разговор:
— Задов, тебе просто кажется или есть веские доводы?
— Что убийца был один?
— Ну да.
Лева подошел ко мне, подняв руки в окровавленных резиновых перчатках, и выставил бедро, как латиноамериканская красотка.
— Машка, ну-ка, прикури мне. Сигареты вот здесь, в кармане. Ай, щекотно же!
Я послушно достала из Левкиного кармана пачку сигарет и зажигалку, прикурила сигарету, и Левка, нагнувшись ко мне, прихватил ее зубами.
— Угу, — промычал он, затягиваясь.
— Не за что, родной. Так есть веские доводы?
— Элементарно, Ватсон. — Задов приосанился, готовясь прочитать нам с Болелыциковым лекцию по криминалистике. — Исходя из параметров ран, орудие было одно. Судя по весьма краткому периоду времени, в течение которого наносились ранения, это орудие было в руках у одного человека, никому не передавалось. А если убийц было несколько, то что делали остальные? Стояли и смотрели? Тогда они не убийцы…
— Сразил. — Я перевернула лист протокола. — Ладно, хорош трепаться. Я вход в парадную описала, давай привяжем труп к двери и лестнице и поехали па наружному осмотру.
— Это мои гениальные дедуктивные выкладки ты называешь «трепаться»? — деланно возмутился Задов.
— Ребята, вы когда-нибудь вслушивались в то, что вы говорите? — пропыхтел из-за моей спины Болельщиков. — «Привяжем труп», «поехали по наружному осмотру»… Или вы не русские?
— Женечка. Это же арго, профессиональный жаргон. Что тебе не нравится? — удивилась я.
— Какое арго, Марья? Ты с рождения так изъяснялась. Я же помню, как сто лет назад, ты еще стажерочкой была, звонила домой с места происшествия и маме говорила: «Мама, я сижу на трупе». А все почему? Нет культуры языка.
— Бог с ней, Женя, — махнула я рукой. — Для нас главное — культура следственного производства. Важно то, что я в протоколе напишу, а не то, что я шепотом говорю участникам осмотра. Ведь Левка меня понимает и веревкой труп привязывать не собирается. А наоборот, сейчас продиктует мне данные о положении трупа по отношению к двери парадной и лестнице. Если тебе так больше нравится.
— Что это с ним? — шепнула я Леве, когда Болельщиков, ворча, отошел. Не успел Левка ответить, как Болельщиков резко обернулся и завопил:
