товарищи!
Генерал Чернорез стоял рядом и с отсутствующим выражением лица смотрел куда-то в сторону. Полковники сдержанно улыбались. Все они давно привыкли к словесным витийствам простодушного и энергичного генерала.
Их, видимо, не смутило даже упоминание в речи китайских детей, которые для всех нас долго оставались загадкой. По этому поводу выдвигались самые невероятные предположения. Почему именно китайские дети должны нас простить, а не, к примеру, — американские. Как мы потом догадались, в речи прозвучала угроза не только нашим врагам-империалистам, но в сознании генерала она уже распространялась и на Китай, с которым мы еще окончательно не рассорились, но дружеские отношения к которому заметно охладели. В эти дни «Жеминьжибао» было напечатано:
Некоторые считают, что Сталин И. В. целиком и полностью неправ. Это серьезное заблуждение. Сталин И. В. является выдающимся марксистом-ленинцем, но вместе с тем допустившим серьезные ошибки и не осознавшим их марксистом-ленинцем… Хорошее руководство состоит не в том, чтобы не допускать ошибок, а в серьезном подходе к ошибкам. Не было в мире таких людей, которые бы не ошибались.
Генерал Петленко уже тогда предвидел, что отношения СССР с Китаем настолько испортятся, что через 10 лет в газетах будут печатать фотографии гробов наших пограничников, погибших на острове Доманском. Думаю, такие гробы были и на китайской стороне. Вот почему генерал-экстрасенс заранее просил прощения у китайских детей.
В виде исключения нам был разрешен выход из гарнизона, но с условием, чтобы мы не ехали в Керчь. Несколько человек, в том числе Камплеев и я, собрались в поселке, где приехавшие к нашим ребятам жены накрыли домашний праздничный стол. К Вите Караванскому приехала жена Люся, которой даже удалось побывать на первомайском параде. К Юре Савельеву приехала его любимая девушка Лина.
Первым решился в гарнизон вызвать жену Володя Гусев. Когда он написал Чернорезу рапорт с просьбой разрешить его жене приехать к нему на побывку, мы его дружно обсмеяли. Но, как это ни странно, разрешение он получил. Вслед за ним аналогичные рапорты подали Гриша Ковбасюк и Витя Крыжко. И их просьбы были удовлетворены. Прибывшие в Багерово жены заметно оживили наше общество и стали центром милых семейных застолий. Жены отчаянно скучали в заброшенном поселке и охотно принимали визиты друзей своих мужей. С ними мы с удовольствием обсуждали не только то, «как нам плохо», но и новости литературы, кино и даже живописи. Всего этого нам явно не хватало, поэтому никто не упускал возможности сходить в гости к «женатикам». Ковбасюк был женат на студентке нашего электрофака, что делало его почти харьковчанином. Жена Гусева Тамара была бойкой и интересной собеседницей и охотно говорила на любые темы. А вот жена Вити Крыжко — Дуся — явно тяготилась «умными» разговорами и все подбивала пойти на танцы. В конце концов, недовольный муж уступил ее просьбам и отпустил чуть захмелевшую супругу в Дом офицеров.
К сожалению, мы пришли к концу вечера и успели станцевать только пару танцев. Дусе явно не хотелось идти домой, и она предложила погулять по парковой зоне. Светила полная луна, воздух был наполнен весенними ароматами и стрекотанием цикад.
На первом послепраздничном сборе полковник Князев с удовольствием подвел итоги:
— Наша с вами учеба подходит к концу. Недавно кто-то упрекал меня в том, что я необъективен к тому или иному классному отделению. Для меня важны успехи не отдельных подразделений, а достижения всех сборов в целом. А они неплохие. Достаточно успешно проходит учеба по основным специальностям. Чувствуются знания и уверенность в практической работе. Думаю, и экзамены пройдут успешно.
Хорошие успехи в стрельбе, что нас, ваших преподавателей, даже удивило. Первое место наша часть заняла в спорте, что свидетельствует о хорошей физической подготовке. А это в армии очень даже необходимо. Командование гарнизона отметило ваше четкое прохождение на воинском параде. Самодеятельный оркестр произвел большое впечатление на жителей городка и постоянный состав гарнизона.
Значительно меньше стало нарушений дисциплины и комендантского режима. Так что, товарищи офицеры, не допускайте, чтобы на нас сыпались мелкие шишки, если миновали крупные.
Полковник Князев не случайно упомянул в наших достижениях оркестр. Мы уже неоднократно устраивали концерты на открытых площадках, в Доме офицеров. За это время уровень исполнительского мастерства заметно повысился.
В оркестре я играл на контрабасе попеременно с Витей Крыжко. Будучи натурой флегматичной и молчаливой, он резко менялся, когда брал в руки инструмент. Видимо, в глубине души он любил музыку, которая его явно преображала. Глаза зажигались, а на суровом лице появлялась улыбка.
Сначала мы играли только всем известные мелодии: песни советских композиторов, старинные вальсы, забытые романсы. Потом разучили несколько модных зарубежных мелодий, в основном, из кинофильмов. Получалось довольно неплохо. Инструментальный ансамбль пополнился солистами, а потом — и небольшим хором. Незамысловатый конферанс вели Женя Кузнецов и Володя Кушнир.
Репетиции проводились почти каждый вечер. В самодеятельности репетиции даже более интересны и желанны, чем официальные выступления. Здесь можно было исполнять все, что хочешь, импровизировать на грани дозволенного. Не надо забывать, что несмотря на разоблачение культа личности Сталина, идеологическую цензуру никто отменять не спешил. Особенно это чувствовали оба ведущие, которые весь свой словесный репертуар должны были предъявлять на проверку Шаронову.
Однажды к нам в Дом офицеров зашел генерал Петленко в сопровождении полковника Князева. Они уселись в зале и внимательно слушали нашу генеральную репетицию. Ее даже записывали на магнитофонную ленту, что для тех времен было еще редкостью.
Конечно, ни буги-вуги, ни «Панаму» мы при высоком начальстве не исполняли, а ограничились советскими мелодиями. Из иностранщины позволили себе только «Французский вальс» с мелодией приятной генеральскому уху.
Полковнику Князеву выступление понравилось. Из инструментов его больше всего заинтересовал контрабас. Он даже спросил, давно ли я на нем играю и где учился играть. Пришлось его разочаровать полным отсутствием какой-либо школы, кроме «инструментального ансамбля воинской части Князева», как представляли нас ведущие. Полковник сдержанно улыбнулся. А Петленко незамедлительно предложил нам петь «Варшавянку» вместе с объединенным хором гарнизона — «как в Большом театре».
Оказывается, командиры приходили не просто так. Князев сообщил, что наш самодеятельный коллектив пригласили дать концерт в поселке Камыш-Бурун. Нам выделили две бортовых машины, в которых разместились участники с инструментами и наши болельщики. Впереди на открытом газике ехали полковник Князев, подполковник Фомин и наш «секретчик» старший лейтенант Цикарев.
Через час езды кавалькада машин с песнями проскочила Камыш-Бурун с дымными трубами металлургического комбината и по ржавым лужам прибрежных вод подъехала к подъему на крутой берег. Потянулись полуразрушенные и недостроенные домики, свалки и чахлые огородики, какие-то длинные темные сараи. Подъехали к клубу артели «имени Героев-черноморцев», в котором нам предстояло дать концерт. Торжественной встречи не было, хотя на дверях клуба, игнорируя все требования конспирации, было написано: «Сегодня в клубе состоится концерт воинской части из Багерово. Начало в 19.00. Вход бесплатный».
Любопытные мальчишки провели нас в довольно просторное помещение с цементным полом. Три-
