Что-о-о??! Ни фига себе! Да ведь этот Павел Митрохин, Председатель КГБ СССР, горячевский выкормыш, предлагает ему, Стрижу, сговор! Открыто! При шофере и телохранителе! Впрочем, кто поручится, что это не провокация и не снимается телекамерой, стоящей на пульте видеосвязи? Нет, Митрохин, так просто ты меня не расколешь!
Стриж потянулся к бару-холодильнику, над которым был укреплен пульт видеосвязи. И искоса глянул на Митрохина — не дернется ли, не запретит ли открыть. Но Митрохин сказал спокойно:
— Да, да, пожалуйста! Извините, я вам сразу не предложил… — и сам открыл дверцу бара. — Вам виски или водку?
Стриж взял с нижней полочки бутылку «Боржоми», а из бара — стакан и открывалку. Открыл бутылку, налил себе полный стакан и стал медленно пить, глядя сквозь затемненное окно на мелькающие вдоль шоссе рекламные щиты, посвященные перестройке. На одном из них, наискось через цитату из Горячева «ПЕРЕСТРОЙКА ОТВЕЧАЕТ КОРЕННЫМ ИНТЕРЕСАМ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ!», было написано свежей краской: «НЕТ, МИША, ТЫ НЕ ПРАВ!». Стриж усмехнулся. Провоцирует его Митрохин или нет, но от Митрохина действительно зависит судьба завтрашней демонстрации. Если он не доложил Горячеву о «заговоре Стрижа», то… Неужели его можно купить, перетащить на свою сторону? Но — чем? Как? Он ведь и так генерал, член Политбюро, Председатель КГБ!
Стриж допил воду и, медля с ответом, стал наливать себе второй стакан. Важно точно выбрать первые слова, чтобы не провалиться сквозь тонкий лед…
— Это я подсказал Горячеву пригласить вас в Москву на банкет, — сказал Митрохин.
Так, Митрохин протягивает ему тонкую нитку. Хотя и эта фраза еще не означает, что он не доложил Горячеву о заговоре. Но нужно на что-то решаться…
Стриж поставил стакан на телевизор.
— Остановите машину.
— Зачем? — удивился Митрохин.
Стриж повернулся к нему и сказал, глядя прямо в глаза:
— Я хочу подышать воздухом.
Митрохину понадобилось меньше секунды, чтобы понять Стрижа. Он улыбнулся:
— О, здесь нет микрофонов!
Стриж молчал.
— Но — пожалуйста! — опять улыбнулся Митрохин и постучал в стекло шоферу: — Стоп! Прижмись к обочине!
Лимузин остановился. У обочины шоссе, сразу за поросшей бурьяном дождевой канавой, начинался низкий зелено-пыльный подлесок, а дальше шел лес — березы, осины, клены… Шофер и телохранитель выскочили из передних дверей лимузина, открыли двери Стрижу и Митрохину. Стриж без оглядки, решительно шагнул к лесу. Если он арестован, они не пустят его вот так свободно пойти от машины. А если…
— Останьтесь здесь, — услышал он приказ Митрохина телохранителю и шоферу.
— Но, товарищ генерал!… — протестующе сказал телохранитель.
— Ничего со мной не будет! Мы сейчас придем… — и Митрохин почти прыжком перемахнул дождевую канаву, поспешил за Стрижом.
Сухие ветки хрустели под ногами Стрижа. Со стороны могло показаться, что он идет наобум, напролом через низкий кустарник — подлесок, но это было не так. Прирожденный таежник, Стриж почти звериным чутьем угадывал ту часть леса, где в чаще должна быть крохотная прогалина, так необходимая для решительного разговора с глазу на глаз. Митрохин едва поспевал за ним, и это тоже входило в расчет Стрижа — это давало ему какую-то еще неясную фору…
Но раздвинув рукой очередной куст, Стриж вдруг замер на месте, как вкопанный. Спешивший за ним Митрохин чуть не наскочил на него сзади. И тоже остановился. Оба они были так заняты своей интригой, что даже не сразу поняли происходящее перед их глазами.
Между тем на лесной прогалине, куда чутьем таежника вышел Стриж, ничего экстраординарного не происходило. Просто здесь два молоденьких армейских офицера — губастый лейтенант и капитан-очкарик — под марш из фильма «Мост через реку Квай» занимались сексом с сорокалетней проституткой. Упершись руками в задний бампер армейского «газика» (музыка лилась из рации этого вездехода), проститутка выставила высокому и по-детски круглолицему лейтенанту свой голенький зад, а лицом склонялась к лежащему под бампером толстенькому капитану. Стоя позади проститутки в одном кителе и со штанами, спущенными на ботинки, лейтенант старательно, в ритме марша атаковал ее задик, каждым очередным ударом как бы «накатывал» открытый рот проститутки на торчащий колышком крохотный членик капитана. После чего капитан поддавал своим пузиком вверх, отправляя проститутку назад, на лейтенанта. Слаженность этой работы сопровождалась шумным сопеньем всех троих, мотанием груди проститутки из стороны в сторону и легким раскачиванием «газика». Пробиваясь сквозь листву деревьев, августовское солнце золотило голую фигурку проститутки, а медленно падавший с высоты кленовый лист сделал бы эту картину почти идиллической, если бы на лице губастого лейтенанта не было оттенка дебильства…
Стриж и Митрохин смотрели на них завороженно, как два кобеля, случайно наткнувшиеся на сцену чужой случки. Тонкие ноздри Митрохина стали вздрагивать в ритм раскачивающегося «газика», дыхание Стрижа осипло. Но через минуту, когда ритм работы этой троицы стал учащаться, опережая мелодию американского марша. Стриж опомнился, сказал охрипше и громко:
— Ну хватит! Вон отсюда!
Офицеры, не прерывая своего занятия, оглянулись с досадой, рука лейтенанта даже потянулась к лежащей в траве кобуре. Но уже в следующий миг они разглядели за спиной Стрижа генеральские погоны Митрохина, и ужас отразился на их лицах. Трудно сказать, узнали ли они в Митрохине Председатель КГБ или сам вид его генеральско-гэбэшного кителя произвел на них такое впечатление, но лейтенант мгновенно, одним рывком подтянул штаны и бросился на водительское место «газика», а тяжелый капитанчик выкатился из-под согнутой в пояснице проститутки и оказался на подножке «газика» как раз в тот момент, когда этот армейский вездеход, взревев мотором, напропалую рванулся через кустарник прочь с поляны. Все произошло так быстро, что голая проститутка даже не успела разогнуться и так, переломленная в пояснице, еще смотрела вслед своим исчезающим клиентам с выражением полного недоумения на лице. Затем, подхватив с земли платье и трусики, ринулась за ними, оступаясь на высоких каблуках и крича: «Эй, а деньги?!! Стой!!!…»
Стриж и Митрохин вышли на смятую траву лесной полянки. Стриж нагнулся и поднял забытую лейтенантом кобуру. В кобуре был десятизарядный офицерский пистолет «ТТ».
— Армия называется! — сказал Стриж. — Разъ…!
Митрохин взял у него пистолет, посмотрел тыльную сторону рукоятки. Здесь был хорошо виден двенадцатизначный номерной знак пистолета.
— Через два часа оба эти офицера будут выброшены из армии, — сказал Митрохин.
— Да разве в них дело! — с досадой произнес Стриж. — Мы были СВЕРХдержавой, СВЕРХ! Голодные — да! Нищие — да! Но сильные! А теперь? Страна, как эта б… — кто с деньгами, тот и дерет! В самолете стакан воды не допросишься! Трап двадцать минут не подавали! И так везде! Работает только то, что у частников! А почему? Да потому, что весь народ в шахер-махеров превратился!…
Похоже, эта неожиданная сценка с проституткой действительно пробудила в Стриже мужчину и заставила его пойти ва-банк. Он широким шагом расхаживал по маленькой лесной поляне и каждую фразу бросал Митрохину как личное обвинение:
— Все, что еще в руках государства, разваливают! Чтобы им передали в частное пользование и шахты, и банки — все! Но что тогда от государства останется? А? Чем вы управлять будете? Югославией? Индией? Отвечайте! — Стриж остановился и в упор посмотрел на Митрохина. Он бросил еще не все свои карты, но он хотел видеть результат этой первой «разведки боем».
Однако по внешнему виду Митрохина ничего нельзя было определить. Он тоже приглядывался к Стрижу, оценивал его. Стриж сел на какое-то сваленное дерево, сказал устало:
— Ну, хорошо. Арестуйте меня. Арестуйте весь партийный аппарат. И с чем останетесь? Думаете, народ будет вас держать? Или армия? Кто сегодня вообще служит в армии? Половину офицеров вы сократили, одни вот разъе… остались! А как только вы выдернете из армии арматуру партийного аппарата, она вообще
