выкрутиться. Даже мне. Слишком много обстоятельств было против тебя…
Улыбка исчезла с Катиного лица, но только на мгновение. Затем, легко вздохнув, она тряхнула головой, словно освобождаясь от неприятных мыслей, и ласково сказала:
– Ты всего на один день, и сегодня уезжаешь?
– Да. Я должен… Мне нужно в Мехико Сити, я обещал одному клиенту. Но я хотел поскорее подписать все документы у тебя… И потом, ты же знаешь, я не могу пропустить ни одного шанса побыть с тобой. Как только выдается день или два, я мчусь сюда…
– О, Ал, пожалуйста, не извиняйся… Я все понимаю. Пойдем в дом, здесь все еще прохладно, а тебе нельзя. Помнишь, в прошлый раз ты уехал простуженный. Я сейчас напою тебя горячим чаем с лимоном. По-русски. Знаю, знаю, ты терпеть не можешь горячий чай и пьешь ради меня. А хочешь, мы еще немного поваляемся в кровати… Ведь ты улетаешь в пять! Правда? У нас с тобой еще куча времени!
– Ты ко мне очень добра! Скажи, а что ты делаешь здесь целыми днями, без телевизора, без друзей…
– О, Ал! Я так счастлива! Мне ничего не нужно! Ничего. И никто! Клянусь! И я так рада видеть тебя. Ты же знаешь, я тебе ужасно благодарна! Пойдем в дом, пойдем пить чай…
ЭПИЛОГ
Катя проводила гостя и снова села на веранде, задумчиво глядя на разгулявшиеся волны. Даша вынесла мольберт и краски, разложила все и исчезла в доме.
Разнеженный под палящим солнцем океан, накопив за день силы, к вечеру жадно обрушивался на раскаленный песок. Чайки с криками метались над водой, обнаружив жертву, бросались на нее и на какое-то время исчезали в накативших на них волнах.
Катя вспоминала свой разговор с Алом Вайсом. Ей стало стыдно, что она не распознала в Джонни сыщика, он казался ей добрым и верным другом. Как она могла довериться ему и принять за чистую монету его профессиональную привычку входить в контакт с теми, за кем он шпионил?!
Затем она подумала о Ларри и о том времени, когда он вернулся из Саудовской Аравии. Но ничего, кроме своей страсти к Дэвиду, не могла вспомнить. Она не помнила, как и когда приехал муж, в памяти осталось только раздражение от его присутствия. Да, он мешал ей, постоянно мешал, и это все, что запомнилось.
Дэвид… Катя вдруг поняла, что впервые не чувствует боли при воспоминании о нем. Она удивилась и хотела разобраться в этом, но подошла Даша:
– Ал оставил. Забыл, что ли? – Девушка протянула ей пакет.
Катя вспомнила, что Ал привез ей подарок от Валентина, но она отложила, решив распечатать после того, как уедет гость, и забыла.
– Нет, это мне.
Катя с интересом взяла небольшой пакет.
Сорвав яркую упаковочную бумагу, она обнаружила длинную коробочку – в таких обычно дарят дорогие ожерелья.
«Надо же, – подумала она с горечью, – с его возможностью иметь любую женщину, он, похоже, ждет, что я вернусь. Уверен, что я от него все еще без ума».
Катя приподняла крышку. На черном бархате засветилась нитка крупных жемчужин. В середине ожерелья была золотая подвеска в форме подковы, осыпанной бриллинтами.
«Смешно, он же знает, что я в мексиканской дыре. Куда здесь надевать такое дорогое украшение?»
Она осторожно приподняла ожерелье, почувствовав приятную тяжесть жемчуга. Из коробочки неожиданно вылетел небольшой бумажный квадрат, легкий ветер ненадолго закружил его и опустил на ступеньку веранды. Катя встала и подняла выпавший листок. От того, что она увидела, у нее закружилась голова.
Со старой, слегка потрепанной, обрезанной по краям фотографии ей улыбалась она сама. С длинными растрепанными волосами, девчоночьей челкой и глазами, в которых застыли радость, вина и страх.
Она вспомнила, когда была сделана эта фотография. В то самое лето, в самый разгар их встреч, Валентин на несколько дней уехал в Москву и вернулся с новым фотоаппаратом. Однажды, прощаясь после очередной встречи, он прижал ее к себе, все еще разгоряченную после запретных ласк, затем отстранился и, глядя в ее затуманенные глаза, сказал:
– Катюша, ты такая красивая, подожди, я тебя должен сфотографировать!
Он принес фотоаппарат и сделал несколько снимков. До сегодняшнего дня она никогда их не видела.
Катя опустилась на стул и прижала старую фотографию к губам:
– Он знает, что это я. Он всегда знал, что это я…
