«освобожденные» от чеченских боевиков в результате нового наступления российских войск.
— И я хочу есть! Please! — сказал Винсент.
Робин кивнул.
— Только не покупай гамбургер! Я знаю, что ты хочешь убить меня раньше наших клиентов, но я не могу жрать одни гамбургеры весь день! — Винсент закашлялся. — Jesus, я умираю! Где Александра? Я звоню ей весь день!… — И стал снова набирать «Президент-отель».
Но Робин не стал ждать — Александра, как обычно, занята по горло с «фокус-группами». А даже если Винсент ей дозвонится, к чему ему слушать их разговор? Если бы Винсент не свалился в гриппе, он бы совершенно спятил от своей влюбленности. Хотя некоторые клиенты, два месяца назад оплатившие бронированные «мерседесы», уже стали всерьез угрожать взорвать их офис к чертям собачьим, Винсента, казалось, куда больше беспокоило совсем другое. Сопливый, больной, с высокой температурой он швырял телефонную трубку и бегал по квартире, выкрикивая: «Я идиот! Дебил! Зачем я устроил Александру в этот ебаный избирательный штаб?! Она нужна мне! Нужна! Мне нужна сталь, кевларовые панели и Александра! …»
Под эти причитания Робин снова вышел из дома. Первоапрельское солнце прогревало снежные сугробы, на тротуарах и мостовой были грязные лужи, с крыш капали и падали огромные сосульки, но москвичи уже праздновали весну — на улицах было полно народа, в переулках мыли машины, при выходе из метро торговали ландышами и семечками, а в подземных переходах собирали подписи под плакатом «Горбачева — в президенты», играли в «наперсток» и раздавали коммунистические листовки.
Обходя лужи, Робин направился в ближайший банк обменять доллары на рубли. Хотя на внутреннем рынке в стране, даже по официальным данным, крутится не меньше двадцати миллиардов долларов и в большинстве магазинов все цены обозначены тоже в долларах, правительство запрещает магазинам торговать на твердую валюту, и продавцы принимают только рубли (но готовы поменять вам валюту, занижая, конечно, реальный курс доллара).
Однако в банке Робина ждала неудача — над окошком обмена валюты висела надпись: «РУБЛЕЙ НЕТ». Робин вздохнул, вышел из банка и наткнулся на ту самую веснушчатую двенадцатилетнюю девочку, которая переводила ему в прачечной.
— Hi! — сказала она. — Have you bought tags? (Ты купил бирки?)
Он отрицательно покачал головой.
— А ты был в старой прачечной?
Он снова покачал головой.
— Пошли! Я помогу тебе! Мне по пути! — И она решительно двинулась вверх по улице, явно гордясь своей ролью гостеприимной хозяйки города.
Робин пошел рядом с ней.
— Ты американец? Тебе нравится Россия? Кто ты по профессии? Как давно ты здесь? Ты первый раз в России? — сыпала она вопросами, и Робин жестами отвечал, что ему нравится Россия, что он механик по автомобилям, что он здесь уже два месяца и что это его первый визит в Россию.
А девочка продолжала сыпать вопросами:
— Как тебе мой английский? Ты видел Мадонну? Тебе нравится Майкл Джексон?
Так дошли они до дома с вывеской «ПРАЧЕЧНАЯ», и девочка уверенно толкнула дверь. Робин вошел за ней. Здесь работало «Русское радио», а за окном приемщицы были видны стеллажи с тюками стираного белья и несколько пожилых женщин в серо-белых больничных халатах, занятых сортировкой этих тюков. По радио звучала песня «Едут, едут по Берлину наши казаки». Одна из женщин подошла к окну.
— Здравствуйте, — вежливо сказала ей девочка. — У вас есть бирки?
— Есть, — ответила женщина. — Сколько тебе?
Девочка обрадованно взглянула на Робина и спросила женщину:
— А почем они?
— Четырнадцать тысяч.
— Fourteen thousand rubles, — перевела Робину девочка, хотя он и сам понял.
«ЗА ОДНУ ШТУКУ?» — изумленно показал на пальцах.
— За одну бирку — четырнадцать тысяч? — спросила у женщины девочка.
— Не за одну, а за сто! — ответила та. — Сколько вам нужно?
— Fourteen thousand for hundred tags, — перевела девочка Робину. — How many you need?
Он показала «штук двадцать» и достал деньги.
— Двадцать штук, — попросила девочка у женщины.
— Мы на штуки не продаем, только сотнями. Сотню будете брать?
Девочка хотела перевести, но он показал: «о'кей, о'кей, вот деньги» — и протянул двадцать тысяч рублей.
Женщина положила перед собой моток бирок и открыла большую конторскую книгу.
— Паспорт! — сказала она.
— Passport, — перевела девочка Робину.
Но у Робина не было при себе паспорта, и он непонимающе показал рукой и глазами: «Зачем паспорт?»
— А зачем паспорт? — спросила девочка у женщины.
— А затем! Без паспорта бирки не продаем! — строго сказала женщина, но затем, оглядев расстроенную девочку и Робина, смягчилась: — Ладно! Имя, адрес и телефон? — и занесла над книгой авторучку.
— She wants your name, address and telephone, — сказала девочка Робину, но он уже и сам писал в своем блокноте:
ROBIN PALSKY. BRESTSKI STREET, 29, APT. 34. Tel. 264-56-27
— Робин Пальский. Брестская улица, 29, — прочла с его блокнота девочка, и женщина записала в книгу его имя, адрес и номер телефона.
«CAN THEY SEW THESE TAGS TO MY LINEN?» — снова написал Робин.
— А вы можете пришить ему эти бирки на белье? Он иностранец, — сказала девочка женщине.
— Нет, бирки мы не пришиваем, — женщина отдала ей моток бирок и сдачу с двадцати тысяч рублей. Робин хотел оставить эту сдачу девочке, но она категорически отказалась и вручила ему деньги. Они вышли из прачечной. Девочка сказала задумчиво:
— Я думаю, я знаю, зачем они требуют фамилию и адрес. Допустим, милиция найдет мертвого, которого ограбили. По бирке они установят, кто он, верно?
Робин кивнул, остановился у уличного ларька и жестами спросил у девочки, что она хочет: мороженое? шоколадку?
— Oh, no! Ничего! Nothing! — сказала девочка, ноне устояла перед соблазном. — Or… may be a gum?
Он купил ей пачку жевательной резинки и шоколадку «Sneakers».
— Thank you, — покраснела она. — Значит, тебя зовут Робин. А я Катя. Приятно познакомиться. О, мой троллейбус идет! Я должна бежать! Пока! — И в обход пешеходов убежала к троллейбусной остановке, крикнув уже на хочу, через плечо: — Я помню твой номер: два — шесть — четыре — пять — шесть — два — семь!
Он стоял и смотрел, как вслед за десятком пассажиров она поднялась в троллейбус и стала у заднего окна, помахав ему рукой, как закрылись двери троллейбуса и как он тронулся, унося вниз по Тверской улице эту маленькую русскую фею с веснушками. Только теперь он понял, что прачечная, куда она его отвела, была вовсе ей не по дороге, а как раз наоборот…
Нащупав в кармане моток с бирками, которые он, конечно, не станет пришивать к белью и рубашкам, Робин, обходя лужи, тоже двинулся вниз по Тверской к магазину «Наташа», где они с Винсентом уже покупали постельное белье, когда вселялись в свою квартиру. И вдруг гулкий взрыв сотряс улицу.
Робин и все вокруг вздрогнули и замерли.
В квартале от них мощным взрывом разворотило троллейбус, в который только что села веснушчатая фея. Там кричали люди, гудели машины.
— Опять чечены взорвали… — сказал кто-то рядом с Робином.
«KATYA!» — замычал Робин и, расталкивая застывших в ужасе пешеходов, бегом ринулся к дымящемуся
