Но Сорокин еще молчал, считая варианты.
— Ты слышишь, Сорокин? — звучал голос в трубке. — Считаю до трех. Или ты говоришь, где они прячут пацана, или я даю конфету твоей дочке. Только имей в виду: конфеты с начинкой минутного действия! Я считаю: раз…
Сорокин вздохнул:
— Пиши. Мовчан Виктор Викторович. Кличка: «Скачок». Мобильный телефон: 974-32-12. Это все, что я знаю, клянусь.
— Адрес? Группировка? Приметы?
— Ни адреса, ни группировки не знаю. Когда я просвечивал его на Петровке, кореш сказал, что на нем висело убийство, но потом кто-то сверху приказал все очистить.
— А приметы?
— А примета простая: одноухий.
— Еф-тать! Одноухий! — сокрушенно воскликнул Машков. — Значит, так, Сорокин! Дочку я твою забираю и мать твою тоже. Если хочешь их увидеть — дуй на Манежную площадь! Сразу! Но если ты, сука, по дороге предупредишь одноухого — все, ни мать, ни дочь не увидишь! Ты понял?
70
Самолет прибыл в Москву на двадцать минут раньше расписания, но Болотников и его телохранитель уже стояли при выходе из «гармошки» — коридора, ведущего от самолета на второй этаж аэровокзала. Рядом с ним дежурила сотрудница зала «ВИП» со списком особо важных пассажиров. Увидев Винсента, выходившего в числе первых с пассажирами салона первого класса, Болотников широко распахнул руки:
— Винсент! Welcome back! Как долетел? — и сказал сотруднице «ВИПа»: — Это мистер Феррано, он в списке.
— Ясно. Ваш паспорт и багажные квиточки, — попросила та у Винсента.
— Your passport and luggage tags, — тут же перевел ему Болотников, передал ей паспорт Винсента, его багажные квиточки и стодолларовую купюру.
— Ну зачем, Юрий Андреич? — смутилась она.
— Как зачем? За «ВИП»! — сказал Болотников, завернул купюру ей в ладошку и улыбнулся. Но глаза у него были тревожные и лицо невыспавшееся.
— Только по-быстрому, Валюша, мы спешим…
— Уже идем! — сотрудница «ВИПа» повела их и еще пару «very important» пассажиров в отдельный зал, где были мягкие кресла, буфет с горячим кофе, коньяком и бутербродами с икрой, а самое главное, где не было никакой очереди у окошка паспортного контроля.
В это время настойчивые телефонные звонки извлекли из ванной полковника Вету Ганько, помощника министра обороны. Завернув полотенцем мокрые волосы и закрыв дверь в спальню, чтобы не будить своего гостя, тридцатилетний полковник с высокой грудью взяла телефонную трубку:
— Слушаю.
— Вета Петровна? Доброе утро. Извините, что беспокою в такую рань. Это Георгий Брух, один из хозяев фирмы по бронированию «мерседесов». Вы звонили моему партнеру, но он иностранец и плохо понимает по-русски. Вот мое предложение. Мне срочно, сейчас нужны три вертолета с опознавателем цели по радиотелефонной связи. Всего на сорок минут! За каждый вертолет вы получаете по «мерседесу» и мой «линкольн» в придачу.
— Вы с ума сошли!
— Вета, посмотрите в окно. «Линкольн» уже стоит у вашего подъезда и там же водитель с ключами.
Сняв со стула мужской генеральский китель, Ганько набросила его на плечи и подошла к окну. Действительно, внизу, у подъезда ее семиэтажной элитки, стоял черный «линкольн», и возле него шофер крутил на пальце брелок с ключами.
— Пожалуйста, Вета! — сказал голос в трубке. — Это срочно! У меня украли ребенка!
— Я все поняла, — Ганько посмотрела на часы, она была деловой женщиной.
— Мне нужно восемь минут. Где вы находитесь? Куда сесть вертолетам?
— Манежная площадь.
— Куда-а??!
В «Шереметьево», в зале «ВИП», офицер-пограничник проштамповал паспорт и листок с российской визой мистера Винсента Феррано, а еще через семь минут два грузчика привезли ему на двух тележках двенадцать чемоданов, оклеенных непорочной лентой «I LOVE NEW YORK». И Болотников с телохранителем, не отступая от тележек, повели Винсента к выходу из аэровокзала…
Полковник Ганько умела держать слово — ровно через восемь минут два «Ми-24», самые скоростные вертолеты российской армии, развивающие скорость до 350 километров в час, и один десантный «Ми-26», вмещающий две бронемашины и девяносто десантников и развивающий скорость до 300 километров в час, зависли над Манежной площадью и сели на плоскую бетонную крышу будущего торгового центра. Машков, Брух, Сорокин и еще двадцать три отборных бойца службы охраны «Земстроя» заняли места в «Ми-24», еще сотня втиснулась в «Ми-26». Пока набирали высоту, второй пилот мудрил с компьютером радиолокатора, загоняя в него данные о системе телефонной связи «Билайн», которой пользовался Сорокин, и номер телефона одноухого.
— Думаешь, сработает эта техника? — спросил у него Машков.
— С Дудаевым сработала, — ответил пилот.
Когда взлетели на высоту тысячу триста метров, командир вертолета повернулся к Машкову, крикнул поверх рокота двигателя:
— Готов! Но шесть секунд — не больше!
— Понял! — Машков упер свой пистолет в живот Сорокину и приказал: — Звони одноухому! Но имей ввиду — одно лишнее слово!…
— Да знаю я, знаю, — Сорокин набрал номер на своем мобильном «Эриксоне».
Машков тоже приложился к трубке и, дождавшись первого гудка, крикнул пилоту:
— Все! Вырубай!
Пилот тут же выключил двигатель, чтобы одноухий не услышал его рев по телефону, и в пронзительной тишине вертолет стал падать.
Теперь все тринадцать пассажиров слышали и считали гудки:
второй…
третий…
четвертый…
И через открытую дверь пилотской кабины впились взглядами в летящую по кругу стрелку высотомера.
Девятьсот метров…
Шестьсот…
Триста…
На шестом гудке в трубке прозвучал глухой голос одноухого:
— Алло! Слушаю…
Импульс световой отметки вспыхнул на сетчатом экране радиолокатора — опознавателя цели, и пилот задушенно крикнул: «Есть!» — а Сорокин заорал в трубку, делая вид, что не слышит Мовчана:
— Алло! Алло! Ни хера не слышу! Счас перезвоню! — и дал отбой.
В тот же миг — на высоте сорока метров над Крымским мостом через Москву-реку — пилот включил двигатель, и вертолет, просев еще метров на двадцать, вышел из падения и стал набирать высоту.
Второй пилот совместил световую отметку цели с картой Москвы и Подмосковья и сказал:
— Северо-северо-запад, квадрат 120. Деревня Великие Жуки. Полетное время — девять минут.
И эскадрилья легла на курс.
Грузчики вывезли чемоданы из аэровокзала, погрузили их в глухой, без стекол, «уазик» с водителем и четырьмя охранниками и тоже получили от Болотникова по сотенной. Рядом с «уазиком» стоял белый «мерседес» Болотникова, его телохранитель предупредительно открыл заднюю дверцу.
