трюки. Короче, три дня назад она прилетела — кружным путем, через Сидней и Токио. Я оставила мужа в Крыму — он сейчас в отпуске, вы знаете? — и сама встретила ее в Москве и отвезла в гостиницу. Но она так устала от полета, что никакого разговора по делу у нас не было. Она лишь сказала, что, как только увидела меня, ее ощущение опасности вокруг меня возросло в десятки раз. И тут же легла спать, чтобы наутро на свежую голову заняться работой. Но наутро ее уже не было в гостинице! Исчезла! При этом дежурная по этажу клянется, что никто к ней в номер не входил и никто из номера не выходил, но она — исчезла! И главное, я сама выбрала этот «Пекин» — вы знаете, эта гостиница в центре Москвы самая тихая, даже без проституток! И номер на пятом этаже — не могла же она вылететь в окно! Хотя черт ее знает? Короче, я подняла на ноги всех — КГБ, МВД! Но… Прошло уже двое суток, а у них никаких следов! И мне это не нравится. Чтобы КГБ и МВД не могли найти в Москве человека?! Они просто дурят мне голову! А муж в Крыму, он не хочет понять, насколько это серьезно… Поэтому я приехала к вам. На Западе существуют частные детективы, у нас до этого еще не дошли, вы будете первая. Вы согласны?
Я с трудом успевала следить за этим потоком слов, чтобы выделить суть: американская гадалка, предсказавшая покушение на Горячевых, прилетела по приглашению Ларисы в Москву и на следующий же день исчезла из гостиницы. Ни КГБ, ни МВД не могут ее найти уже двое суток. И Горячева хочет, чтобы я…
— Но почему я?! Как вы вообще обо мне узнали?
— О, это просто! — Лариса пренебрежительно повела головой. — Мне нужна неприметная личность, про которую и подумать невозможно, что она будет конкурировать с КГБ и МВД. Я запросила в МВД списки выпускников милицейских академий за последние пять лет, прочла характеристики на восемнадцать женщин-отличниц и остановилась на вас…
— Я самая неприметная? — усмехнулась я.
— Нет, — сказала она серьезно. — Вы самая молодая и, судя по характеристике, самая талантливая. Кроме того, у вас нет ни мужа, ни детей, то есть никто не будет интересоваться, куда вы исчезли на неделю или на две.
Прямо скажем, это тоже был сомнительный комплимент. Но что правда, то правда — в Полтаве у меня нет ни друзей, ни любовника. Но я сказала:
— А как же на работе в угро?
— Значит, вы согласны? — тут же спросила Лариса.
Я отметила про себя ее хватку. Эта женщина ничего не пропускает. Она может терпеливо объяснять вам самые простые вещи, но при первой же возможности срезает путь и прорывается к сути — к тому, что задумала. Но как же мне быть? Конечно, это шикарно — стать личным сыщиком Ларисы Горячевой! Даже если еще полчаса назад я относилась к ней, как все вокруг — без приязни. Но — конкурировать с КГБ и МВД!
Теперь уже я, а не она прошлась по комнате.
— Я знаю, о чем вы думаете, Аня, — мягко сказала Горячева, впервые назвав меня по имени. — Это дело действительно непростое и опасное. Миша может считать, что это мои женские причуды, и дай Бог, чтобы так и оказалось, но… Эту гадалку мог похитить только тот, кто планирует убить нас. И если КГБ и милиция морочат мне голову… Вы понимаете? Они и вам станут мешать! Но что же мне делать? Вы должны найти эту американку до того, как меня и Горячева прикончат. Потому что пока мы живы — мы вам, конечно, гарантируем защиту и протекцию. Но если нас убьют, то сами понимаете…
Я обратила внимание, что все эти слова «прикончат», «убьют» она произносила так буднично, словно уже привыкла к мысли о неизбежности этого рокового события.
— Подождите, не так все трагично… — сказала я. — В конце концов что она предсказала? Что будет покушение. Но покушение — это еще не убийство. Я никакой не медиум, но если допустить, что эта американка может каким-то образом принимать сигналы из будущего, то — подумайте сами — сигнал смерти, убийства должен быть сильней сигнала просто покушения. И значит, эта гадалка предсказала бы убийство, а не просто покушение. Верно?
— Вы так думаете?.. — озадаченно произнесла Горячева. — Понимаете, дело в том, что вы, как и я, пытаетесь объяснить феномен этих предсказаний с позиций материализма. Мол, медиум принимает сигнал из будущего. Чем сильней этот сигнал — тем полней информация о предстоящем событии. То есть предсказать ураган легче, чем простой ветер. Поэтому прорицатели предсказывают чаще всего именно катастрофы — ловят сигналы массовой смерти. Следовательно, если медиум уловил в будущем лишь слабый сигнал, то… Но все это чушь! — Она встала и нервно огляделась по сторонам. — У вас нет закурить?
Я беспомощно развела руками: я не курила и не держала у себя курева.
— Все это чушь! — еще ожесточенней проговорила Горячева. — Если событие еще не случилось, то как же оно может издавать какой-то сигнал?! А?! — Горячева повернулась ко мне, посмотрела в упор, а затем подошла вплотную: — Хотите знать мое мнение? Эта гадалка предсказала покушение, а не убийство потому, что судьба еще не решила, чем это покушение кончится! — И она сделала паузу, давая мне время осмыслить эту идею. — Понимаете? Значит, если мы найдем эту американку и она укажет, кто собирается совершить покушение, мы можем их арестовать…
— Но тогда не будет покушения, — сказала я. — Лариса Максимовна, будем логичны. Если вы верите в то, что покушение неизбежно, то какая разница: найдем мы эту американку или нет? Она это покушение отменить не может, а я — тем более, даже если бы я была Джеймс Бонд. Я не могу играть против рока.
— Хорошо, допустим, — сказала она, не сдаваясь. — Но если, например, мы найдем эту американку и она скажет нам, в каком месте будет покушение, — ведь мы можем подстроить так, чтобы никто, ни одна душа не знала, что в этот момент нас в этом месте не будет! Да, будет покушение на Горячева и на меня — скажем, нападение на наш лимузин. Но вместо нас там могут быть загримированные манекены!..
Я смотрела ей в лицо. Только теперь, на этом — меньше шага — расстоянии я разглядела глубокий лихорадочный огонь, который горел в ее глазах. Не нужно быть медиумом, чтобы, увидев это болезненное пламя, сказать, что вокруг этой женщины сгущаются тучи смертельной опасности. Хотя тут, скорей, обратная связь: смертельная опасность, предсказанная медиумом, выжигает душу этой женщины страхом за себя и за мужа.
— Чем это пахнет? — вдруг сказала она и нервно огляделась по сторонам. Я принюхалась. Хата самогонщика Гринько была позади нашего дома — так неужели Горячева даже здесь, на таком расстоянии почувствовала этот специфический, кисловато-прогорклый запах сивухи? Впрочем, когда у человека все чувства обострены до такой степени…
«А ведь она на грани помешательства, — вдруг подумала я. — Конечно, она умеет держать себя в руках — до определенного предела, как почти любой душевнобольной. Но подводить ее к этому пределу опасно, а вот попытаться ослабить пружину…»
— Лариса Максимовна, — сказала я, трогая ее за руку. — Вы очень сильная женщина. Честное слово, это не лесть, поверьте. Я просто не знаю, как бы я выдержала в вашей ситуации…
У нее дрогнули губы. Ее глаза еще смотрели на меня недоверчиво, с подозрением — не прикидываюсь ли я, но губы уже двинулись и расслабились безвольно. Я даже не ожидала, что мне удастся добиться этого так быстро. Я поспешила дожать ее:
— Восемь месяцев жить под этим! Видеть, что все предсказания исполняются одно за другим и что сентябрь приближается неотвратимо, как… — Я не могла подобрать сравнения, хотя в таких случаях чем банальней, тем лучше.
Но Горячева уже перебила меня.
— Да… да, Аня… — прошептала она с полными слез глазами и вдруг ничком рухнула на мою низкую кровать — лежак, стоявший на кирпичиках и укрытый ненецким паласом из заячьих и лисьих лап. — Да, Аня, да! — еще зажато, но уже в потоке отпускающих душу слез восклицала Горячева. — Уже восемь месяцев живу с этим. Это ужасно!.. Это ужасно! Вы не представляете!.. И никому нельзя сказать! Ни детям, ни мужу!..
Я села рядом с ней и стала осторожно гладить ее по вздрагивающим плечам. Пусть выплачется, пусть, ей сейчас это нужно. В конце концов они там, в Кремле, тоже, оказывается, люди…
Тут Горячева повернулась вдруг на спину и, уже не стесняясь своих слез, катившихся по размытой косметике, сказала, держа меня за руку:
— Ну как… как я могла ему сказать?! Ему и без этих предсказаний… Боже, вы себе не представляете,
