мама»? Не знаете? Это значит, что, когда ваши американские грабители учились держать пипку в руках, чтобы попасть струйкой в унитаз, наши уже соплей попадали милиционеру в затылок…
Короче говоря, к 1982-1983 годам, когда агенту ФБР Вильяму Мошелло и полицейскому детективу Питеру Гриненко было поручено выявить русскую мафию, в районе Большого Брайтона жили уже около 40 тысяч советских эмигрантов. Подавляющее их большинство, 99, если не больше, процентов, мало чем отличались от всех прочих эмигрантов, которые построили эту страну, – они вкалывали с утра до ночи за 4, 3 и даже за 2 доллара в час, они учили английский язык в сабвее по дороге на работу и стоя спали от усталости в тех же вагонах, когда возвращались с работы домой. Пишущий эти строки – в прошлом сценарист и автор семи художественных фильмов – красил в Манхэттене офисы за 5 долларов в час. А одесситы очистили Брайтон от пришлых хулиганов и наркоманов, открыли там свои рестораны «Одесса», «Приморский» и «Садко», продовольственные магазины «Националь» и «Белая акация» и даже русский книжный магазин «Черное море», где, кроме книг, продавались не одна, а сразу три русские газеты – «Новое русское слово», «Новый американец» и «Новости»! А в интервью, которое Эдвард Коч дал в то время автору этих строк по случаю открытия русской радиостанции в Нью-Йорке, знаменитый мэр сказал не без патетики: «Русские эмигранты своей энергией и умом продвигают нашу страну по пути прогресса, украшают ее и наш город. Я польщен, что вы здесь, друзья!»
А еще больше были польщены брайтонские домовладельцы, которые по случаю русского бума каждый год чуть ли не удваивали плату за квартиры. И русские платили: тот, кто много и упорно работает, тот – в Америке – рано или поздно начинает неплохо зарабатывать.
Но там, где люди делают деньги, всегда найдется кто-то, кто хочет эти деньги отнять. Эта банальная истина проверена поколениями эмигрантов и всеми нью-йоркскими комьюнити – итальянской, испанской, корейской, вьетнамской и т.д.
Не избежала этой участи и «Маленькая Россия» на Брайтон-Бич.
– Нет! Я не знаю этих людей! – сказала, поглядев на фотографии цыган, пышная, как гамбургер, госпожа Люся Хавкер, хозяйка магазина «Антик», забитого мебелью из красного дерева, итальянскими инкрустированными столиками на колесиках, серебряной посудой, русскими самоварами, иконами, фарфором и хрусталем.
– Никогда их не видела? – спросил Билл.
– Нет. Никогда!
– Хорошо. Спасибо. Если вспомнишь, позвони нам, – сказал ей Питер по-русски, оставил свою визитную карточку и, направляясь к выходу по узкому проходу меж мебелью, добавил для Билла по- английски: – Врет, сука. Я носом чую тут запах краденых вещей!
Они вышли на Брайтон-Бич авеню. Здесь, в десяти шагах от Атлантического океана, было градусов на десять прохладней, чем в душном Манхэттене. Золотое сентябрьское солнце медленно стекало в U-образные просветы меж домов. И то ли по случаю такой замечательной погоды, то ли по поводу того, что сегодня была пятница и приближался конец рабочего дня, Брайтон был полон людьми, как Пятая авеню в обеденный перерыв. Правда, выглядели эти люди не так стильно, как посетители магазинов «Сакс» и «Лорд энд Тейлор», но зато они не спешили куда-то с такой безумной скоростью, с какой вечно спешат пешеходы на Пятой. Нет, здесь, под навесным путепроводом сабвея, публика двигалась вдоль тротуара не спеша, женщины демонстрировали друг другу свои пышные формы и ювелирные украшения, притормаживали у открытых овощных киосков, придирчиво выбирали помидоры, персики, виноград и прочие фрукты, ели сочные пирожки с капустой и вишнями у магазина «Белая акация», громко торговались по-русски с уличными продавцами джинсов и парфюмерии и снова двигались дальше – к следующим лоткам, стойкам и столам с обувью, пирогами, детской одеждой и книгами. Как по праздничному базару. В воздухе стоял разноголосый гомон, окрики: «Моня, куда ты пошел?!» – и хриплый голос знаменитого русского барда Владимира Высоцкого, кассетами и пластинками которого тоже торговали с открытых лотков. Потом, перекрывая все звуки, над землей прогрохотал поезд сабвея, но на этот грохот никто не обратил абсолютно никакого внимания, словно это был пустой звук комара, сдуваемый океанским бризом.
В окне магазина «Белая акация» Питер купил два огромных пирожка с капустой. Заодно он показал продавщице фото цыган и спросил у нее по-русски:
– Ты случайно не знаешь этих людей?
– А ты что – полицейский? – саркастически улыбнулась продавщица.
– Да. Хочешь проверить мои документы?
Продавщица несколько секунд смотрела ему в лицо, пытаясь понять, разыгрывают ее или нет, потом, глянув на фотографии, быстро сказала:
– Нет, не знаю.
– О'кей. Спасибо. Если вспомнишь – вот моя визитная карточка.
– Они никогда не скажут. Это же замкнутый мир, – сказал на ходу Билл.
– Ешь! – Питер дал ему один пирожок и салфетку.
– Что это?
– Pirog с капустой! Моя прабабушка пекла такие, когда мне было пять лет!
Он с наслаждением съел пирожок и зашел в ресторан «Волна». Билл следовал за ним.
– Мест нет! Все занято! – грубо остановил их в вестибюле огромный усатый и лысый грузин в фартуке и джинсах – не то вышибала, не то гардеробщик. За его спиной был виден длинный зал с пустыми столами. Официанты, сновавшие между кухней и залом, торопливо заполняли эти столы завернутыми в целлофан блюдами с салатами и батареями водочных, коньячных и винных бутылок. В глубине зала на небольшой сцене-помосте музыканты расставляли инструменты и натягивали крышу на стойки переносного шатра- хупы.
– Look like a wedding. Похоже на свадьбу… – заметил Билл Питеру.
– Close! Close! – сказал грузин, услышав английскую речь. И властно-пренебрежительным жестом махнул им на выход. – Out! Вон!
– Мы из полиции, – ответил ему Питер по-русски и показал полицейский жетон. – Детектив Гриненко. Можно поговорить с тобой две минуты?
Усатый посмотрел на жетон, потом на Питера, потом опять на жетон и наконец снова на Питера. И спросил испуганно с грузинским акцентом:
– Уже по-русски научились говорить?
Питер невольно улыбнулся:
– Извини, друг! – Показал грузину фотографии цыган-взломщиков и спросил: – Ты знаешь этих людей?
– Нет. Не знаю, – тут же решительно сказал грузин.
– Посмотри хорошенько, – попросил Питер. – Это ресторан, сюда много людей приходит.
– Нет. Не знаю! – Лицо у грузина враждебно замкнулось.
– Можно мы поговорим с вашими официантами?
Грузин повернулся к залу и громко сказал что-то по-грузински. Официанты, которые только что суетливо сновали между залом и кухней, испуганно замерли с подносами в руках.
– Что он сказал им? – спросил Билл у Питера.
– Он говорил по-грузински, не по-русски. А я только двуязычный. Но могу спорить: он велел им проглотить их языки. – И Питер дружески похлопал усатого по плечу: – О'кей, мой друг. Ты очень умный. Good-bye! Возьми мою карточку, на всякий случай…
Потом они зашли в русскую булочную; и в огромный двухэтажный русский продовольственный магазин «МЕТРОПОЛЬ»; и в аптеку с русской вывеской «АПТЕКА»; и в кафе с вывеской «ICE CREAM» – «МОРОЖЕНОЕ» на бордвоке; и в винно-водочный; и в Real Estate Agency с табличкой «МЫ ГОВОРИМ ПО- РУССКИ»; и в страховое агентство «Lucky Brighton Beach Brokerage»; и в русскую бильярдную. Но результат был везде один и тот же: «Не знаю» и «Никогда не видел».
– Засранцы! – устало ругался Питер, потея от злости и ходьбы.
– Я не понимаю, где все наши «druzja», – сказал Билл. – Мы не встретили ни одного из них.
«Druzja» или «friends» они называли тех русских приятелей убитого писателя Брохина, которых они интервьюировали в 17-м участке девять месяцев назад. А также всех остальных русских преступников,
