Чем больше Фёдоров размышлял обо всём этом, тем сильнее в нём крепла мысль, что всё это – бред, совершенно несуразная и неисполнимая фантазия, количество антиномий в которой огромно. Выходило, что и заниматься этим всерьёз, как он было начал, не следовало. Но как же с теми обобщёнными им сведениями (фрагментарно изложенными в этой главе)? Если отбросить то, что было почерпнуто из разных религий мира, всё остальное – факты, полученные экспериментально и не объясняемые в их совокупности современной наукой! С другой стороны, Фёдоров прекрасно знал, что древние люди были бедны фантазией, что их выдумки никогда не шли дальше рекомбинации известных им фактов. Пусть фактов примитивно объяснённых и неверно понятых, но именно – фактов! Гипотеза о наличии того, что условно названо душой, а он представлял себе особо структурированной разновидностью мировой информации, объясняла множество фактов такого рода и давала толчок к развитию.
Было и ещё одно соображение, которое убеждало Фёдорова в необходимости экспериментальной проверки: идея возможности информационного 'моста' сулила неслыханные выгоды (как, впрочем, и ужасы – в зависимости от того, в чьи руки такой мост попадёт). Так Фёдоров пришёл к решению – искать возможности экспериментальной проверки. Ясно, что заикаться о возникших у него соображениях было нельзя: во-первых, легко угодить в психбольницу, хотя теперь и отменили принудительную госпитализацию, предоставив право опасным психическим больным свободно жить и действовать среди здоровых; во-вторых, окажись его гипотеза верной и попади она в злые руки. (Кстати, поэтому и мы здесь изложили гипотезу Фёдорова лишь фрагментарно и в самых общих чертах, полностью умолчав о тех подходах и методах, которые он придумал для экспериментальной проверки своих гипотетических построений).
К осени девяностого года Алексей Витальевич составил детальный план экспериментальной работы. Составил он и перечень того минимального оборудования, которое могло потребоваться. Составил и лишь покачал головой: при его сбережениях это представлялось совершенно недостижимым! Надо было искать источник доходов, больших, следовательно – нетрудовых доходов. Приняв это решение, Фёдоров оставил пока что свой рабочий стол, бумаги, карандаши и ручки, соорудил в квартире (где он жил один) надёжный тайник и поставил стальную входную дверь. Вновь начались ежедневные поездки в Калининград. Теперь он старался найти такой кооператив, где оказалось бы лично для него возможным получение высоких доходов, не связанных с криминальной деятельностью.
Глава 3.
Приблизившись к пересечению улицы Ушакова с улицей Грекова, Фёдоров замедлил шаг: ему совсем не улыбалось напороться на патруль, вечно фланирующий у здания штаба Балтфлота. То есть, это прежде, всего каких– то восемь-девять дней назад, здесь ещё располагался штаб дважды Краснознамённого Балтийского флота Российской Федерации. Но теперь здесь находилось 'главное управление миротворческого антитеррористического корпуса НАТО'. Перед ним постоянно торчало три патруля – один прямо у входа, второй – ближе к улице Грекова, а третий – со стороны Калининградского технического института, вернее – теперь уже бывшего Калининградского государственного технического университета. Теперь там располагались 'временный приёмник для лиц, подозреваемых в связях с международными террористами', попросту говоря – тюрьма для русских патриотов, и 'департамент временной гражданской администрации Калининграда и Калининградского округа'. На деле же тут занимались в основном следствием и слежкой за патриотами. Здесь же производились и расправы над ними.
Наглым и недалёким американским оккупантам невдомёк было, что русские, калининградцы, прекрасно знают историю своего края и отлично помнят, что до советской власти, при немцах, здесь располагалось ГеСтаПо. Это потом советские власти мудро обошлись с уникальной постройкой: тюремную его часть отдали под тюрьму, а административно-следственную отвели под вуз, застроив все проходы между ними. Натовцам же и в голову не приходило, что, используя это удобное для их целей здание по его прежнему, гитлеровскому назначению, они только чётко и недвусмысленно лишний раз подтвердили в глазах всего русского населения свою тождественность фашистскому режиму.
Соседнее, красного кирпича здание, в котором при немцах располагался полицай-президиум, а потом КГБ – ФСБ, своей функции не изменило, вот только прежних людей там теперь сменили американцы. Правда, сами они постоянно подчёркивали свою якобы международную принадлежность, но на деле это были почти исключительно американцы. Высшее американское, натовское руководство было несколько умнее своих низовых представителей и знало, что Германия имеет здесь, на Калининградской земле свои собственные интересы и далеко идущие планы (пусть скрываемые и отрицаемые на официальном уровне). Поэтому с самого начала, то есть ещё в конце прошлого XX века, когда планировалась оккупация расчленённого СССР – России (во исполнение государственного закона США 1959 года), было решено не допустить здесь немецкого присутствия. Решено было также не допускать сюда и славян-поляков. Амери канцы им не доверяли. Еще в марте 1999 года, перед самым нападением на Югославию, в Польше был многократно усилен полицейский режим: по всей стране, на всех дорогах, во всех населённых пунктах были выставлены посты и полицейские кордоны – американское руководство НАТО очень опасалось, что население его нового 'члена' может начать массовые акции протеста против агрессивной политики США и нападения на славянскую страну.
Профессору Фёдорову довелось побывать в Польше и в день начала агрессии против суверенной Югославии, и несколько дней спустя: подвернулся заработок – пришлось отвезти домой в Германию заболевшего шестидесятипятилетнего немца Франца Зеегера на его серебристом 'Мерседесе'. Назад он ехал на автомобиле, купленном по просьбе полковника налоговой полиции Осленко. Так что, Алексей Витальевич и на полицейский режим насмотрелся, и с поляками наговорился об их настроениях в отношении американцев и НАТО. Выяснил, что в стране ведут чёрные списки, введённые в 'свободной, независимой, демократической' Польше для людей, имеющих антиамериканские настроения. Пожалуй, никогда ещё ранее, за всю десятилетнюю историю своих транзитов через Польшу и поездок по этой стране, Фёдоров не встречал к себе, русскому, такого доброжелательного, такого открытого и солидарного отношения, как в эти первые дни войны НАТО против Югославии.
В общем, американцы решили в Калининграде обойтись и без поляков, и без чехов, хотя и испытывали острейшую нужду в переводчиках. А кто бы мог стать лучшими переводчиками, чем представители народов стран – новых членов НАТО? Нет никакого секрета в том, что все эти маленькие новые члены принимались вовсе не для увеличения боеспособности натовской армии, но лишь для большей подконтрольности этих стран США, для лучшей их управляемости в критических ситуациях. Оккупация же России – пусть законодательно подготовленная проамериканским путинским режимом, пусть всячески поддерживаемая и оправдываемая отнюдь не русской верхушкой этого режима – как раз и была главным критическим моментом. В Брюсселе, в штаб-квартире НАТО хранились копии оперативных планов развёртывания карательных действий против народов новых членов НАТО – бывших социалистических стран; оригиналы же этих и всех иных планов НАТО, естественно, находились в так называемом Пентагоне.
Так что, лучше всего было брать в переводчики представителей тех народов, у которых не было славянских корней, зато имелся многовековой опыт жизни в составе России – всех этих литовцев и латышей. Полковник Думбрайт, занимавший главный кабинет в бывшем здании штаба ДКБФ, просто диву давался, сколько ненависти накопили к русским многие из представителей этих мелких народов, не совсем полноценных, по его убеждению. Перед самой командировкой в Калининград его ознакомили с секретными документами, которые должны были подготовить его к разного рода неожиданностям и научить разбираться в том, на какой почве могут возникнуть осложнения с представителями этих 'малых народов НАТО'. И вот, знакомясь с этими секретными бумагами, он открыл совершенно новые, полностью неожиданные для себя вещи. Об этом он не слышал ни у себя дома в США, ни за два года работы в Брюсселе в штабе НАТО: оказывается и Латвия, и Литва, и Эстония были исконными составными частями России, ещё до большевиков ! И если в Эстонии и Латвии до переворота 1917 года была хотя бы какая-то
