выработан значительно позже этой эпохи и должен был привести к закреплению в выдуманном прошлом названного путешествия Римского Папы и прочих псевдоисторических событий.
В заключение Нимитц пишет: «Начало XV века ознаменовалось предпринятой объединенной к этому времени церковью акцией по фальсификации и уничтожению исторических свидетельств. Таким образом, дошедшие до нас документы рассказывают фальшивую историю. Размах предприятия и децентрализация светской власти не позволили его творцам создать стройную непротиворечивую историческую картину западноевропейского мира.
Многочисленные подделки и неоднократные исправления в подлинных документах понадобились для того, чтобы хотя бы в некоторой мере поддерживать непротиворечивость псевдоистории. Все так называемые „проблемы подлинности исторических документов' были порождены неспособностью избавиться от несоответствий и разночтений в этой широкомасштабно фальсификационной операции. Большинство противоречий легко объясняется особой техникой фальсификации: неточность, неопределенность и сознательная противоречивость исторических данных должна сделать невозможным „проверку' истории, то есть поиск исторической истины».
И далее: «В общем, оказывается, что в ходе акции фальсифицирования хронологические рамки были утеряны».
В той же статье Нимитц приводит собственный «схематический набросок средневековой истории»: «К началу описываемого периода Римского Папы не существовало, римско-католической вселенской церкви не было, как не было еще и папского Рима. Христиане были организованы в региональные или национальные [21] церкви; многие оставались язычниками либо христианскими вольнодумцами. Одновременно (или, возможно, чуть быстрее) с крепнущей государственной или королевской властью стали возникать и соответствующие церкви. Вместе с выработкой доктрин в различных странах внутри церквей стала выстраиваться священническая иерархия». Еретические войны, Крестовые походы, борьба за инвеституру, – все предстает перед нами в другом свете: гениальный исторический эскиз, углубивший положения Каммайера, подвигнувший Иллига на книгу о Карле Великом (1996, с. 378) и предвосхитивший многие высказанные здесь соображения.
Тацит и его Германия
В мае 1996 года я прочитал в Гамбурге доклад «Кто же все-таки выдумал германцев?». Мое сообщение вызвало неожиданно сильный интерес, но, к сожалению, именно те, кому следовало прислушаться к содержащимся в докладе фактам, приложили свои усилия совершенно в ином направлении. Еженедельник «Шпигель» (№ 44, от 28 октября 1996 г.) сделал эту тему темой номера и на двенадцати страницах разместил статью с новейшими исследованиями о «германцах – наших диких пращурах». Автор статьи, нимало не озаботясь вопросом о подлинности, времени возникновения и целевой направленности латинских текстов, цитировал их в подтверждение сделанной в духе Тацита реконструкции археологических находок. Ни словом не упоминались ни Гардуэн, ни Балдауф, ни Каммайер, ни дискуссия о подлинности источников.
Негодующие возгласы, донесшиеся из узкого круга критиков историографии, позволили предположить, что мною были задеты самые святые чувства. Однако доклад, разоблачавший сочинение Тацита, задумывался вовсе не как провокация, но как повод к дальнейшим изысканиям. Особую оппозицию вызвало заглавие доклада, понятое многими как причисление огулом всех германцев к вымыслу, хотя я имел в виду всего лишь современную, полную предрассудков и заблуждений историческую картину о германцах.
В докладе (напечатанном в июне 1996 года) я, опираясь на работы Балдауфа и Каммайера, попытался доказать, что «малые произведения» Тацита
«Германия», работа римлянина Тацита, это «не теряющий в глазах поколений своей притягательной силы подарок доброй феи нашего народа, положенный в колыбель новорожденной отечественной истории. Не каждой нации дано гордиться подобным сокровищем», – писал выдающийся филолог Эдуард Норден (Древняя история Германии, 1920, с. 5). Ту же мысль почти дословно повторяют и в наши дни (Фишер- Фабиан, 1975, с. 204).
Никогда, однако, не смолкали голоса ученых, считавших «Германию» Тацита не подарком доброй феи, но пропагандистской фальшивкой, созданной католическим монахом XV века по заданию курии. Она служила оружием Римского Папы в борьбе против немецкого императора.
По сей день не устают доказывать (Фишер-Фабиан), что уже тогда (с 98 года н. э.) «Германия» Тацита, долженствующая укрепить падающую мораль римлян примером добродетельных и благонравных германцев, стала одним из наиболее читаемых произведений. Однако детальными исследованиями установлено, что «Тацита в древности ценили невысоко и читали мало». И еще: «люди, воспитанные на Цицероне и Тите Ливие, находили странным его язык, в отличие от образцов классической прозы, громоздкий и изобилующий трудными и темными местами» (Мауерсбергер, 1980, с. 17).
Цитата: «Корнелий Тацит – первый прозаик Троянского времени; блистательный апогей и одновременно завершение римской историографии». Итак, зачин, кульминация и финал в одном лице, да еще с собственным неповторимым стилем.
До начала акции «новообретения Тацита» (так называется работа Пралле), исполнителем которой был Поджо, мы находим лишь одно упоминание о тексте «Германии», и принадлежит оно монаху именно того монастыря, где и были позже фальсифицированы «малые произведения» Тацита: Рудольфу Фульдскому (Летописи, 2 часть, к году 852). Кроме того, в описании передачи в Вильдесхаузен праха святого Александра (закончена Меринхартом см. Пралле, с. 46) он приводит из «Германии» некоторые сведения о саксах. Использовал ли ученик славного Рабануса собственный источник, позже переработанный в «Тацита», либо и легенда о Рудольфе придумана в XV веке (как предполагает Каммайер), на мой взгляд, не имеет значения. Заседали фальсификаторы в монастыре Фульды или Герсфельда, – это пусть выясняют местные патриоты. Гессенцы все же выглядят у Тацита много лучше прочих германских варваров: особо подчеркивается их независимость.
Подарок другой доброй феи, на этот раз истории английского народа, «Агрикола» Тацита, вызывает столько вопросов, что начинаешь сомневаться и в прославленном тесте (Агриколе), и в его зяте Таците как в исторических лицах. «Анналы» Тацита имеют примерно ту же историю «обретения», что и «малые произведения», так как Монте Кассино, где Боккаччо в 1370 году нашел единственную рукопись, был одним из центров фальсификаторской деятельности гуманистов и состоял в тесных сношениях с Фульдой (Брунхёльцль, с. 111 и далее), с которой практиковал свободный обмен продукцией. По небрежности поддельщики не сговаривались о единообразии имен фальсифицируемых авторов; рядом с Гаем появился Публий Корнелий, а кто-то из гуманистов XV века приписал: Тацит. В печатном издании 1515 года «Анналы» были объединены с «Историей» (Брунхёльцль, с. 140).
