солнечному календарю Августа, принятому в те годы, когда жил Христос. Обращение к этому календарю приводит к тому, что юлианский календарь в XV веке неверен (это неоднократно было установлено Николаем Кузанским и Региомонтаном). Когда Римский Папа Григорий (1582) предпринял, наконец, астрономически выверенное исправление календаря (причем разница составила 10 дней), он взял за точку отсчета другое «великое событие» вместо точки отсчета, привязанной к жизни Христа: двадцатилетие правления «первого христианского» императора Константина (325), ознаменованное к тому же «первым Вселенским Собором» (Никейским).
Так что с переносом даты равноденствия Бэда поспешил ни много, ни мало – лет на семьсот.
Еще одна типичная ошибка: в хронологической таблице Бэды Достопочтенного и во 2 главе первой книги «Проповеданной истории» появляется некая дата «до воплощения Спасителя», важная отправная точка: завоевание Англии Цезарем (693 г. от основания Рима = 60 году до н. э.). Бодманн предполагает (с. 200), что «вблизи начала координат (имеется в виду 1 год н. э.) это вычитание следует воспринимать как само собой разумеющееся». Тем самым она разрушает всю свою красиво выстроенную систему мыслей о том, что даты «до рождества Христова» вошли в обиход лишь в эпоху Возрождения. Ту же ошибку (с другой датой) допускает и Исидор.
Другая общая для Исидора и Бэды ошибка: картографические анахронизмы. До появления карты Эбсторфера (ХШ век) существовали лишь портоланы, карты побережья для мореплавателей. Карты мира наподобие каталонской (1375) в раннем средневековье еще немыслимы. Как они попали в рукописи Бэды и Исидора – загадка. Промах становится очевиднее, когда мы узнаем, что атласу мира предшествуют хронологическая таблица и расчет даты празднования Пасхи, как сообщает Бодманн (с. 219). Подобный контекст отсылает нас именно в XIV век, когда рука об руку развивались география, астрономия и церковная догматика.
На рубеже
Обратимся (вместе с Бодманн) к Регино фон Прюм (ум. в 915), которого я (и Регина Зоннтаг) рассматривал как первого серьезного летописца. Разумеется, он – как и его «предшественник» Бэда Достопочтенный – не был признан современниками (излюбленное выражение сегодняшних ученых, выдающее наше непонимание феномена). «Время его еще не пришло», – пишет Бодманн (с. 223). Сильные сомнения охватывают меня, когда я думаю обо всех этих «великих непонятых», намного опередивших свое время.
Отправная точка Регино Прюмского – смерть доблестного Карла Мартелла (741), спасителя Запада и истребителя сарацинов; тем самым осуществляется продолжение «Истории» Бэды Достопочтенного. Однако летопись Регино начинается в 1 году от Рождества Христова (н.э.); доисторического времени больше нет. Или еще нет? Так приоткрывается роль прюмского монаха, выполняющего вспомогательную функцию шарнира. Первым в полной мере используя летоисчисление от Рождества Христова (работы, следовательно, написаны после 1000 года), он выглядит этакой амфибией, промежуточным звеном между фальсификаторами эпохи гуманизма и позднего средневековья.
Список византийских императоров он переводит в новое летоисчисление; это важная и необходимая привязка к всемирной хронике. Бодманн (с. 222) именует это предприятие «двойственным», особенно когда годы правления Карла Мартелла соседствуют с годами правления императора Льва. Только при помощи (еще одного) этого синхронизма в историю впервые и вводятся франкские короли, заполняющие периоды времени в христианском летоисчислении. Это никакой не второй или параллельный исторический путь, но создание истории из ничего
Хотя во «Всеобщей истории свевов» у Райхенау начало координат (1 год н. э.) определено на старый манер (то есть как 42-й год правления Августа), все годы после 1000-го «строго» соотнесены с немецкими императорами. Это происходит, по крайней мере на столетие, слишком рано! Следовательно, он также датирован задним числом и сдвинут в прошлое.
Смысл постоянного «состаривания» первых подлинных летописей ясен: в момент завершения хроники – то есть (предположительно) еще при жизни летописца – современникам нельзя было предъявлять эту халтуру, ведь очевидцы событий тут же разоблачили бы подлог. Зато «столетие спустя» эти «мемуары» вполне принимались за чистую монету: они были написаны с учетом современных представлений, и фальшивку было трудно распознать. Несколько столетий спустя большинство подобных хроник все-таки распознавалось как подделки и заменялось на новую версию, переделывалось «под новое мировоззрение». Совершать очередные исторические открытия, создавать абсолютно новые исторические «факты» слишком поздно: фальшивка (несмотря на разоблачения отдельных рукописей) уже прочно обосновалась в историографии. Она стала действительностью.
Яркий пример фальшивки (выполняющей, подобно хронике Регино фон Прюм, вспомогательные «шарнирные» функции – и эта ее функция была распознана еще Регино) – творчество знаменитого Зигеберта Камбрейсия (родился в 1030 году в Брабанте, умер 5 октября 1112 года), который с 1050-го по 1070-й преподавал в Метце). Его многочисленные сочинения пользовались в средневековье большой популярностью, особенно «Хроникой» (от 381 до 1111 года), служивший (невзирая на явную вторичность: он не содержит почти никаких новых исторических сведений) основой для многочисленных исторических работ. В «Хрониконе» Зигеберт прямо ссылается на Евсевия (и, соответственно, на Иеронима) и снова включает в историю поздней античности языческие народы. «Возможно ли использовать один и тот же метод спустя целых семьсот лет?» – задает вопрос Бодманн и продолжает: «Историк нашего времени не может позволить себе с такой непосредственной наивностью взять за образец для своего труда работу семисотлетней давности. Он должен попытаться преодолеть эту дистанцию путем недвусмысленной и категорической вербализации еще до начала работы» (с. 225).
Его «Декадная книга» от 1092 года производит еще более странное впечатление: в ней (для уточнения даты рождения Иисуса) мировая история от Адама разделена на пасхальные циклы продолжительностью в 532 года. Значение, которое он придает этой ошибке (кстати, им не исправленной), выдает в нем гуманиста, так как вопрос об определении точной даты Рождества Христова стал остро актуальным лишь с середины XV века. Возможно, «Декадная книга» – это один из ранних фальсификатов, который по понятным причинам не стали «внедрять» в позднюю античность, а перенесли на 700 лет вперед. Вот поэтому его исторические сочинения и «трудно понять» (Бодманн, с. 225): они находятся вне времени и хронологически кажутся подвешенными в воздухе.
Еще одна попытка, предпринятая с наилучшими намерениями: трактат Виталия Ордерика (1075 – после 1141) «Церковная история». Якобы созданный в норманнском монастыре и по стилю «предвосхищающий» поздние монастырские хроники, трактат пестрит сведениями из Евсевия, Исидора и Бэды; однако (после 754 года) якобы «появляются и первые подлинные даты: 993, 999, 1002 и т.д.» (с. 227). Летописание в старом стиле соединено в «Церковной истории» с новыми данностями. Ему же навязан и папский список, хотя первые папские списки с датировкой от Рождества Христова (согласно Иделеру, 1825) восходят к Евгению IV (1431) [65].
У Гинзеля (1914) я нашел сведения о том, что, помимо датировки от Рождества Христова, в XII веке в
