— Подписать на память? — Он засмеялся, и она присоединилась к нему. — Может быть, я лучше приложу свой палец? Специалисты по почерку никогда не дадут тебе больше 85 процентов гарантии, что надпись сделал именно я. А вот отпечаток моего пальца уже не повторит никто. И любой эксперт по дактилоскопии подтвердит это.
Он наблюдал, как она взахлеб читает первую главу его книги. Но постепенно девушка потупила взор и, наконец, хлопнула обложкой.
— Можно тебя попросить кое о чем? — заискивающе начала Амелия.
— Можно.
— Почитай мне вслух. Какой-нибудь отрывок из своей книги. Когда мы с Ником жили вместе… — Она замолчала.
— И что же?
— Так вот, когда мы жили вместе, он часто мне читал что-нибудь интересное перед сном. Книги, газеты, журналы… Пожалуй, это самое приятное, без чего я сейчас очень скучаю.
— Ну, читаю я ужасно, — признался Райм. — Со стороны может показаться, что я наизусть цитирую отрывки из судебных отчетов. Но зато у меня прекрасная память, и я могу тебе что-нибудь рассказать. Годится?
— Конечно.
Она отвернулась, сняла блузку, потом расстегнула бронежилет и положила его в сторону. Под ним оказалась тоненькая в сеточку майка и спортивного типа бюстгальтер. Потом она снова набросила блузку и легла на кушетку, укрывшись одеялом. Немного поворочавшись, она удобно устроилась и приготовилась слушать, закрыв глаза.
Райм притушил свет при помощи своего рычага управления.
— Места преступлений всегда казались мне какими-то восхитительными. Будоражащими воображение, — начал Райм. — Они напоминают старые склепы. Ты не задумывалась над тем, что нас куда больше интересуют места, где были убиты знаменитости, нежели те, где они рождались? Вот, например, по тысяче человек в день приходят посмотреть на техасское книгохранилище в Далласе. А сколько людей путешествуют для того, чтобы увидеть палату в родильном доме в Бостоне?
Райм утопал головой в своей роскошной подушке. Внезапно он остановился и спросил:
— Тебе это интересно?
— Конечно, — отозвалась Амелия. — Продолжай, пожалуйста. И больше не останавливайся.
— Ты знаешь, что всегда меня очень удивляло, Сакс?
— Расскажи.
— Вот что меня увлекало долгие годы — Голгофа. Прошло две тысячи лет. Вот на каком месте преступления мне хотелось бы поработать. Я знаю, что ты можешь мне сказать в ответ: преступники известны. Но так ли это? Нам ведомо только то, что сказали свидетели. Помнишь, что я люблю повторять: никогда полностью не доверяй свидетелям. Может быть, в Библии написано совсем не то, что происходило на самом деле. Где
Райм повернул голову влево и продолжал говорить о всевозможных местах преступлений и вещественных доказательствах, пока дыхание Амелии не стало ровным и поверхностным. При этом некоторые пряди ее волос так же равномерно вздымались и опускались.
Левым указательным пальцем он дотянулся до рычага управления и потушил свет. Через пару минут уснул и сам Линкольн.
В небе чуть забрезжил рассвет.
Проснувшись, Кэрол Ганц увидела первые проблески света через зарешеченные окна высоко над головой. Пэмми, крошка… Потом она вспомнила о Роне. И обо всех своих вещах и сбережениях, которые остались в том страшном подвале. Деньги, желтый рюкзак…
Но больше всего, разумеется, она волновалась за Пэмми.
Что-то разбудило ее, прервав краткий и неглубокий сон. Что же это было?
Боль в запястье? Рука распухла и ныла. Но не только это. Она поворочалась и прислушалась.
Где-то наверху трубно завыл орган, послышался целый хор голосов.
Так вот что пробудило ее. Музыка. Значит, эта церковь не заброшена, она действует! И здесь есть люди! Женщина не могла удержаться и рассмеялась. Значит, рано или поздно кто-нибудь придет сюда, и они увидят ее. И тогда…
В этот момент она вспомнила про бомбу.
Кэрол осторожно выглянула из-за шкафа. Бомба по-прежнему находилась на краю стола. Она была груба и примитивна, каким и должно выглядеть смертельное оружие. Совсем не похожая на те изящные изобретения, которые обычно показывают в художественных фильмах. Плохо приделанные провода, старая липкая лента, мутновато-грязный бензин… «А может быть, это фальшивка?» — мелькнула мысль в голове Кэрол. Сейчас, в свете утренней зари, она не казалась уже такой страшной, как ночью.
И снова до ее слуха донеслась музыка. Прямо над головой. Вместе с аккордами она услышала и топот ног. Где-то открылась и закрылась дверь. Какие-то неизвестные люди ходили по деревянному полу. С балок наверху осыпалось немного пыли.
Высокие голоса замерли на середине куплета, затем вновь затянули псалом.
Кэрол принялась стучать ногами по полу, но он был бетонным, а стены кирпичными. Она пыталась кричать, но ее никто бы не услышал, поскольку лента не давала звукам вырываться наружу. А наверху все так же продолжалась репетиция, и торжественная музыка сотрясала подвал.
Через десять минут безуспешных попыток обратить на себя внимание Кэрол в изнеможении повалилась на пол. Ее внимание снова привлекла бомба. Теперь ее освещал солнечный луч, и женщина могла разглядеть таймер.
Кэрол прищурилась. Нет, это была не подделка. Отметка стояла на четверти седьмого утра. Сейчас, если верить стрелкам, была половина шестого.
Забившись за шкаф. Кэрол вновь принялась колотить по его металлическим стенкам. Но слабые звуки тут же заглушались и тонули в стройном хоре, репетирующем очередной хорал. Мелодия заполняла все пространство, проникая в самые дальние уголки подвала.
Часть четвертая
До самой кости
Богам не дано только одного: власти переделывать прошлое.
Глава двадцать седьмая
Его пробудил какой-то залах. Так случалось нередко. И так же, как частенько бывало по утрам, он не стал сразу открывать глаза. Находясь в полулежачем положении, он сначала попытался отгадать, что же это за аромат.
Может быть, загазованный городской воздух? Роса, испарявшаяся со скользких от разлившегося бензина улиц? Сырая штукатурка? Он попытался вспомнить, какой аромат исходил от Амелии Сакс, но не смог.
Его мысли понеслись дальше. Что же все-таки это такое?
