«И больше никакой лжи», — дал себе слово Томас.
Несколько минут они ехали молча.
— Значит, Нейл… — начала Сэм и запнулась.
— Не похож ни на кого из тех, на кого вам приходилось охотиться, Сэм.
«Кому вы это говорите?» — ясно читалось в ее взгляде.
— Именно это вы имели в виду в баре? Когда сказали, что Нейл мыслит себя скорее как мозг, чем как личность.
— Наверное… Хотя до сих пор я всерьез об этом не думал.
— Значит, мы говорим о человеке без мотивов? Правильно?
— Нет. Мотивы, цели, причины — все это способы, с помощью которых мы осознаем себя и друг друга. Даже если они обманчивы, они все еще функционируют, а следовательно, по всей вероятности, применимы и к нему. Разница в том, что он уже не мыслит в таких понятиях.
— А как же он мыслит?
— Мне кажется, что он видит в себе делателя… Возможно, он страдает каким-то видом крайней деперсонализации.
— Деперсонализации, — повторила Сэм. — Вы сказали, что это вроде заболевания, но это ведь не так? Уж скорее это… откровение или типа того.
— Полагаю, да.
— И что? Значит, мне следует думать о нем как о машине, исполняющей неправильную программу?
— Возможно…
— Помогите мне разобраться, Том. Всякий раз, стоит мне начать думать, что я держу на поводке этого чокнутого ублюдка, вы подбрасываете мне новую бомбу.
— Вы спросили меня, на что похож мир Нейла.
Сэм была слишком настойчива, стараясь выжать что-нибудь действенное из парализующих волю к действию фактов.
Томас продолжил:
— Я пытаюсь объяснить вам, что он уже по ту сторону и ему кажется, что он увидел свой путь сквозь иллюзорное сознание. Пока я, как и вы, оплетен паутиной лжи, я могу лишь размышлять над тем, что не есть Нейл.
Сэм помрачнела, не отрывая глаз от дороги.
— Послушайте, профессор. Размышление становится проблемой только тогда, когда вы путаете его с фактом. Уж кому, как не вам, это знать.
Томас вздохнул и потер переносицу.
— Тогда попробуйте представить себе такую картину. Для него все это, вероятно, напоминает один из тех фильмов, где все, как в ловушке, очутились в доме с голыми стенами, по которому он может совершенно свободно перемещаться, даже хотя мы думаем, что все двери за…
— Что ж, по-вашему, мы должны попытаться вытащить его оттуда?
— Нет, — ответил Томас — С моей точки зрения, он представляет себе нас — всех нас — от рождения обманутых сознанием, которое само по себе смутно, иллюзорно и все такое. Он представляет нас искалеченными эволюционным наследием, тем, что мы склонны полагаться на себя, наши правила, наши цели. Ему кажется, что мы воюем с призраками…
Мир Диснея.
Одна лишь мысль об этом наполнила Томаса смутной, бесцельной тревогой, пронзила болью мужской несостоятельности, которую вы чувствуете, когда пожимаете чью-то руку, более мозолистую, чем ваша.
— Выходит, он недооценивает нас? Как по-вашему — можно это как-то использовать?
Томас потер лицо и махнул рукой.
— Нет… Послушайте, агент, я ценю, что ваша работа требует выжимать максимум практического из всего, что я говорю, но я просто думаю вслух — не больше, чем любой другой. Давайте предпримем небольшую попытку мозгового штурма, о'кей?
Судя по выражению ее лица, можно было ожидать сурового укора, но, похоже, Сэм удалось сдержаться.
— Извините, профессор… Просто это дело…
— Важно для вас. Я понимаю.
Сэм поджала губы.
— Я хотела сказать, что оно не похоже на все дела, которыми мне приходилось заниматься раньше. Я никогда не… так не выкладывалась. Ваш дружок умеет задеть за живое.
Томас почесал в затылке.
— Возможно, потому что именно это он и делает. Будет банально сказать, что у большинства психопатов своя, отличная от обычной логика, что-то, что становится их «отметиной», что можно разгадать…
Он посмотрел, как пейзаж проносится сквозь собственное отражение в стекле. Вяло попытался представить, как Нейл с Норой «отмечаются» в его постели.
— А Нейл? — спросила Сэм.
Томас взглянул на нее.
— Он убивает, чтобы убивать.
Как психолог, Томас хорошо знал, что значительная часть происходящего между людьми совершается по негласному соглашению. В какой-то момент оба предпочли больше не упоминать имени Нейла. Цель, которую преследовал при этой сделке Томас, было нетрудно представить: кому захочется говорить о своем лучшем друге, который трахается с твоей женой? Но для Сэм Нейл был единственным поводом для разговора: надо же было как-то оправдывать чек, который она получит в конце недели. Они стали обмениваться шутками и детскими анекдотами, обсуждая все, кроме Нейла.
Сэм рассказала об одном особенно мучительном деле, над которым работала несколько лет в Атланте: о серийном убийце, который зарывал трупы своих жертв — преимущественно проституток и наркоманов, торчащих на мефамфетамине, — по всему югу и центру Джорджии. Некоторым он отрезал головы, другим конечности и даже гениталии. Сэм удалось сыграть главную роль в раскрытии дела, потому что она связала его с исчезновением псов в Кониерсе. Выяснилось, что подозреваемый создавал собственные мифологические существа в творческой, хотя и ложной попытке породить Антихриста. Тогда она не могла обойтись без снотворного и нескольких месяцев у психотерапевта, причем источником повторяющихся вспышек ярости стало не столько то, что ей удалось обнаружить со своим напарником, сколько кампания по поводу пропавших без вести собак, затеянная местными СМИ во время разбирательства.
— Можете вы мне объяснить это, профессор? — спросила она, стараясь улыбаться, хотя рассказала об отвратительных вещах. — Почему какие-то собачонки занимают больше эфирного времени, чем изуродованные тела женщин?
— Еще один рефлекс, — ответил Томас, прекрасно понимая, насколько шатким покажется теперь все, что он скажет. — Собаки начинают казаться нам собственными детьми, поскольку наш мозг использует те же системы умозаключений, чтобы понять их. Если вы подумаете об этом в их терминах, то что перевесит — пропавшие без вести сыновья или наркоторговцы?
— Конечно, — ответила Сэм холодно-настороженным тоном.
Она потерла мизинцем краешки глаз и выругалась себе под нос. Ей хотелось быть сильнее — такой же сильной, как большинство в развитом мире. Некоторые социальные амплуа требовали куда большего, чем остальные, и Томас с трудом представлял себе более взыскательную организацию, чем ФБР. Ему казалось, что единственная разница между ней и солдатом в том, что Сэм защищала границы приличий, а не географические, невинных, а не циничные лозунги.
Теперь он знал о ней больше, и это некоторым образом отрезвило его. Она видела такое,
