Слезы закапали страничку стенограммы, которую он читал. Конечно, Нора постарается найти причины своим поступкам, это его не удивляло. Откровенные признания стоили дорого, отговорки были дешевкой. Исходная мотивация была вполне ясна: женщина, как и мужчины, была заранее запрограммирована на неверность. Смутная алхимия очарования: от заигрываний до щекотных ласк, а затем и оргазма — была всего лишь дешевым прикрытием биологии воспроизведения. Учитывая обременительные, уходящие корнями в детство требования homo sapiens, женщины-самки часто были вынуждены идти на компромисс. Кто платит, тот и плачет.
Нора попросту действовала по сценарию, начертанному в ДНК, с благословения эпох, когда разбивались сердца и прогрессировала адаптация, бессознательно следуя старому, как мир, биологическому императиву. На самом деле у нее не было никаких причин подрывать его доверие, разбивать его сердце. Ровным счетом никаких.
Это был первый вывод, к которому пришел Томас.
Он весь день провалялся в кровати — листки стенограммы в беспорядке были раскиданы кругом, — прежде чем понял то, что и так знал.
Нора трахалась с Нейлом, потому что Нейл был сильнее.
Томас не состоялся как муж. Как мужчина. А теперь не состоялся и как отец.
«Боже мой, Фрэнки…»
На этом реальность заканчивалась.
Когда в дверь позвонили, Томас подумал, что это пришла Сэм с новостями.
— Привет, Томми, — сказала Нора, улыбаясь из-под темных очков. На ней была черная юбка и серая блузка с жемчужным отливом, словно она оделась для похорон. — Я была рядом и подумала, что, может, мне повезет и Рипли захочет вернуться домой пораньше.
Томасу захотелось влепить ей пощечину. Она всегда любила разыгрывать сценки, но такая игривость после развода…
«Если дети захотят» в одностороннем порядке означало, что надо менять планы, приспосабливаясь к ее расписанию. «Привези их домой» значило привези их в настоящий дом. Это дерьмово смотрелось даже в лучшие времена. Но как могла она теперь?..
Томас свирепо взглянул на нее.
— Где она? — спросила Нора, внимательно оглядываясь. — Рипли!
— Она еще у Миа, — объяснил Томас — Хочешь, чтобы я ее привел?
Нора закусила губу.
— Нет, нет, ничего, все в порядке. Я заеду попозже…
Две слезы скатились из-под темных очков. У Томаса дыхание перехватило от чувства собственной вины и угрызений совести.
«Как всегда с ней трудно».
— Не глупи, — сказал он. — Будешь кататься туда-сюда. Я соберу ее вещи… Ах да… Что же ты не заходишь?
«Только умоляю — ни слова о нашем мальчике!»
Нора вытерла слезы, затем молча прошла в гостиную.
И снова Томас невольно поразился, какие они разные с Сэм. Нора была темноволосой и смуглой, тогда как Сэм вся словно светилась; Нора была по-матерински мягкой в тех случаях, когда Сэм все еще оставалась напряженной, как школьница. Томаса волновал не результат сравнения — обе были красивы, каждая по-своему, — главное был сам процесс.
От привычного, нормального не осталось и следа.
— Хочешь кофе?
Нора кивнула, снимая очки. Глаза у нее были красные, тушь размазалась.
— Помнишь, какой кофе я люблю? — спросила она.
— Два кусочка сахара, сахарский черный, — сказал Томас, изображая радость. — А ты помнишь, какой люблю я?
— Один сахар, скандинавский с молоком, — ответила Нора, улыбаясь или пытаясь улыбнуться.
У Томаса сжалось сердце. Это была одна из тех расхожих прибауток, с помощью которых муж и жена замазывают тончайшие трещинки в своей близости. Глупость всегда помогала наводить глянец.
Пока Томас наливал воду, Нора стояла прислонившись к дверному косяку кухни. Точно в том самом месте, где прислонилась к нему Сэм в тот вечер, когда попросила его поехать с ней в Вашингтон.
«Пока порядок, — подумал Томас — Будем делать вид, что ничего не замечаем».
— Ой! — воскликнула Нора. — А где ее альбом? Помнишь, фотографии, которые мы подарили ей, когда Бар был щенком?
— В кабинете, наверное, — ответил Томас — Там, на полках… Думаешь, это хорошая мысль?
Нора уже была на полпути к гостиной.
— Не знаю, Томми. Я решила, что…
Конец фразы потонул в бульканье кофеварки.
Немного позже он нашел ее в кабинете. Нора стояла перед постером с картой Земли: Британская Колумбия и Аляска сине-зеленым пятном выступали из-за ее плеча. Она смотрела в небольшой фотоальбом, будто изо всех сил старалась что-то там выискать. Быстро взглянув на Томаса, она закрыла альбом и почти благоговейно положила его на стол.
— Нора?
Она прислонилась к постеру и начала сползать на пол. Очки выскользнули у нее из руки.
— Я забыла, — сказала она, слабым движением указывая на альбом. — Забыла, ч-что там фотографии… фотографии…
Она расплакалась.
