Лидочка зашла к худредам забрать пакет с не вошедшими в путеводитель слайдами.
У дверей к худредам ее настигла Марина. Аккуратная, милая, работящая. В этих стенах она чувствовала себя уверенно, как рыбка в привычном аквариуме.
– Господи, что ты здесь делаешь? Я тебе звонила раз пятнадцать!
– Позвонила бы вечером.
– Вечером у тебя занято, как на вокзале.
Причесана Марина была странно, будто начала приводить себя в порядок, да позвонил телефон или надо спешить – вот и бросила дело на половине. Марина во всем чуть не дотягивала, и Лидочке казалось, что в ней слишком мал запас жизненных сил.
– Что-нибудь случилось? – спросила Лидочка.
– Я тут по своим каналам узнала… Очень плохо с Ниной Абрамовной.
– Что произошло?
– Не бойся, она жива, ее никто не убил. Но она в больнице. Мне позвонили наши общие знакомые, один человек… он сказал, что к ней приезжали из милиции, потом увезли на допрос, и было это сделано так безжалостно, ты представляешь, ты их видела!
Марина увлекла Лидочку к окну в конце коридора. За окном поднималась массивная колокольня петровского времени. Марина закурила. Она курила нервно, часто и неглубоко затягиваясь.
– Но потом ее отпустили?
– Ей стало плохо там, в милиции, а потом в поезде она чуть не умерла. Теперь она лежит в клинике с нервным срывом. До сих пор боятся за ее жизнь. Ну скажи, скажи, разве можно так обращаться с женщиной?
– Наверное, нельзя, – осторожно сказала Лидочка. Конечно, надо бы поговорить с Толиком. Впрочем, деликатность – не его сильная черта.
– Вчера я говорила с нашим общим другом, непосредственной опасности для жизни нет.
– А следствие остановилось?
– Лидочка! – расстроилась Марина. – Мне кажется, что я опять вижу в тебе эту внутреннюю жестокость.
– Мне любопытно, как она объяснила судьбу портсигара.
– Наверное, этому есть разумное объяснение. Лидочка, мы обязаны верить людям.
– А ты не знаешь, – спросила Лидочка, – как там дела у Даши и ее Руслана?
– Я не поддерживаю никаких связей с тем семейством, – ответила Марина. – Да и раньше не была знакома. А почему ты сама не позвонишь?
– Как-то неловко.
– Ты меня удивляешь. То тебе безразлична судьба невинной женщины, то ты вдруг стесняешься позвонить Сережиным любовницам!
– Наверное, ты права, – согласилась Лидочка. По коридору шла статная дама из отдела художественного оформления.
– Марина Олеговна, – пропела она, – моя драгоценная! Вас просил главный художник зайти. Вы слышали о нашем происшествии?
– Ну что еще? – Марина сразу побледнела.
– Владислав Михайлович вам все расскажет, – закончила свою арию дама.
– Ты подожди, не уходи. Что еще могло случиться? – И Марина побежала по коридору, нервно выстукивая каблучками по паркету.
Сзади ее фигура казалась особенно ладной.
Лидочка пошла за ней. В соседней с кабинетом главного художника комнате была лишь Ася. Ася, конечно же, не знала, где лежит пакет со слайдами, и они проискали минут десять. Тут как раз в дверь заглянула Марина и громко прошептала:
– Господи, ты здесь! А я уж испугалась, что ты ушла.
Лидочка забрала пакет, поблагодарила Асю и вышла в коридор.
– Я готова его убить, – сказала Марина. – Постой, я закурю. Это ужасно.
– Что случилось? У тебя даже руки дрожат.
– У меня хвост дрожит, – ответила Марина. Она закурила и глубоко затянулась. Так и простояла, замерев, полминуты. Потом продолжала: – Этот Анатолий Васильевич звонил мне позавчера и опять твердил всякие глупости о литературе и о Сережином романе. Потом стал просить рукопись. Ему, видите ли, необходимо заглянуть в духовный мир писателя! Иначе он не может разгадать, кто его убил. Он, видите ли, узнает об этом из романа. Ты можешь себе представить подобную чепуху?
– Могу, – согласилась Лидочка. – Он мне об этом рассказывал.
– Тебе все шуточки. Но я ему наотрез отказала. Я заявила, что рукопись находится в работе и ее нельзя выносить из редакции. А сама на всякий случай отнесла ее домой. Пускай попробует ко мне сунуться!
– И что случилось?
– Он приехал вчера собственной персоной, заявился к главному, произвел на него впечатление. И под расписку, словно улику, утащил у художников второй экземпляр рукописи.
– Смешно, – сказала Лидочка.
– Нет, не смешно, не смешно. Ты ничего не понимаешь!
– Чего я не понимаю?
– Ему нельзя читать эту рукопись! Категорически нельзя. Рукопись такая откровенная, что дурак может сделать из нее ложные выводы. Дурак решит, что это автобиографический роман, но это неправда! А как я докажу это милицейской ищейке?
– Видно, придется мне самой его почитать.
– Я тебе его обязательно дам. Но я хотела дать тебе именно второй экземпляр, я боюсь отдать последний, единственный.
– Я подожду.
– Ой, Лидочка, ты ничего не понимаешь! – Голос Марины дрогнул, и, соскочив с подоконника, она быстро пошла прочь, даже не попрощавшись. Почему-то она была на самом деле расстроена тем, что Толик обошел ее и раздобыл рукопись.
Поход в издательство состоялся в четверг, и в тот же вечер позвонил Глущенко, позвал провести выходные на даче. У него появились некоторые соображения, как сообщил Женя, по части нашего детектива. Но главное соображение заключается в том, что Лидочке нужен свежий воздух и здоровая сельская пища, которую могут обеспечить только Глущенки на своей даче, потому что через два дома живет упрямый человек: он держит трех коров и держал их даже в самые антисобственнические времена. А как известно, парное молоко – панацея от всех недугов цивилизации.
Лидочка сказала, что еще не знает, как у нее сложатся выходные.
– Мы с завтрашнего дня на даче. И до понедельника, – сказал Женя, – наши ворота для вас всегда открыты.
– Спасибо.
Лидочка была рада приглашению и решила, что непременно поедет в Челушинскую. По крайней мере не по вызову милиции. А заодно заглянет к Ольге.
– Значит, до субботы? – переспросил Женечка. – Привозить с собой ничего не надо. В нашем хозяйстве все есть, кроме пластикового ведра. Если где увидишь, захвати.
– До субботы, – согласилась Лидочка.
Только она положила трубку, телефон зазвонил снова.
– Лидия Кирилловна, – сказала официально Нина Абрамовна. – Извините, что беспокою так поздно. Я говорю из больницы, здесь очередь, и в моем распоряжении только две минуты.
– Ой, Нина! – обрадовалась звонку Лидочка. – Как вы себя чувствуете?
– Простите, мое самочувствие не должно вас касаться. Меня интересует лишь одно – каким образом следователь узнал о том, что портсигар якобы принадлежит мне?
– Не знаю, – ответила Лидочка. – Но заверяю вас, что я об этом ничего ему не говорила.
Она сказала лишь часть правды. Но не рассказывать же, как выдала себя Марина.
– Не говорила? Нашла его в яме и не говорила? Вы меня удивляете!
