мертва его Алла. И никому до того нет дела. Кроме Иришки и Марксины Ильиничны, да и в них Лидочка не была уверена.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Когда Лидочка вернулась домой, там царило оживление. Валентина выбежала в палисадник, чтобы встретить Лидочку.
– Он звонил! – заявила она. – Славик звонил. Радость-то какая!
Она лучилась счастьем.
– А кто с ним разговаривал? – спросила Лидочка, заходя в дом.
– Василек, – ответила Валентина. – Василек и разговаривал. Я уж Иришке позвонила, она придет сейчас.
Алла стояла в дверях столовой, сложив руки на груди, и чуть улыбалась.
– Я же говорила, – сказала она Лидочке. – Найдется ваш Славик.
Дверь хлопнула. Ворвалась Иришка. За ней тенью следовал верный Роберт.
– Кто разговаривал с папой? – с порога спросила она.
«Она, как и я, не верит», – подумала Лидочка.
Иришка смотрела на Аллу, готовая ее разоблачить.
– Это ваше семейное дело, – сказала Алла и пошла вверх по лестнице.
– Я говорил, – признался Василек.
– Что он тебе сказал? Где он? Когда вернется? – Иришка выстреливала в Василия вопросами, и тот вздрагивал под их ударами.
– А он не казав, – наконец вымолвил он.
– Казав – не казав… А что он казав?
– Що усе в порядке.
– Да говори ты по-русски!
– Я и говорю, что приедет.
– И больше ничего?
– Не волнуйтесь, сказал, приеду.
– Почему ты решил, что это отец? – спросила Иришка. – Ну почему?
– А он сам мне казав, – ответил Василий. – Он говорит – это я, Славик. Я, говорит, приеду. Ждите.
– Но почему – он? Ты что, голоса не помнишь?
– А слышно хреново было, не разберешь. Я еще кричу – это кто? А он мне – это Славик!
– Чепуха, – сказала Лидочка. – Он не мог себя так называть. Он не выносит это имя.
– Чего ж не выносит? – обиделся Василий. – Имя как имя… ласковое.
– Может, это не Славик? – спросила Иришка. – Может, Сашок?
– Какой еще Сашок, нет у нас Сашка, – ответил Василий. – Да не приставайте вы ко мне! Ну что привязались? Он мне сказал, что он Славик, я и сказал: ну как, Славик, куда ты делся?
Валентина сказала:
– Пошли, Василек, к себе, тебе волноваться нельзя.
Василий подчинился. Он ушел в свою комнату, ворча:
– А я что, нанимался, что ли? Он говорит – Славик, а я что? Я говорю, ты где, Славик?
Иришка стояла посреди прихожей, сжав кулачки. Роберт сделал шаг вперед и обнял ее за плечи.
– Это они подстроили звонок, – сказала Иришка, поглядев наверх. – И ловко рассчитали, чтобы этот идиот подошел. Ловко рассчитали.
– Пойдем, Ирина, – сказал Роберт. – Пойдем к нам. Тебе плохо здесь оставаться.
– Я ее убью, – сказала Иришка. – Если что-то с папой, я ее убью!
– И не думай! – раздалось сверху. Значит, Алла не ушла к себе, а стояла на лестничной площадке и слушала разговор. – Руки коротки!
– Как змею раздавлю!
Было страшно и неприятно видеть, как ненависть искажает лицо девушки. Она была совсем некрасивой сейчас: глаза закрыты, по щекам текут слезы, рот кривится.
– Уведи Ирину, – приказала Роберту Лидочка.
– Пошли, – сказал тот. – Посидишь у нас.
Иришка пошла к двери. Она повторяла, как заклинание, только для себя самой:
– Я ее убью. Я ее убью. Мне не жалко.
Лидочка поднялась к себе. На лестнице она столкнулась с Аллой, которая собралась из дома.
– Это вы подстроили звонок? – спросила Лидочка.
– Чего дурью маешься! – сердито откликнулась Алла. – Больше нечем заняться? Сил с вами никаких не осталось! Одни нервы. Скорее бы все это кончалось!
– Разве это от Иришки зависит?
– А пошла ты…
Алла выбежала из дома. Ей тоже здесь было страшно.
Лидочка, которая купила в городе мороженых биточков и чипсов, пошла на кухню.
Она купила еды на несколько человек – мало ли кто окажется голодным в этом неладном доме.
И оказалась права.
Когда запах жареного распространился по дому, из своей комнаты осторожно выползли барсуки – Кошки.
– И что у нас сегодня на ужин? – ласково пропела Валентина.
– Садитесь, сейчас будет готово.
– Василек, – приказала Валентина. – Посоответствуй Лидочке.
Василий сразу понял и вернулся через две минуты с недопитой бутылкой горилки и со шматом сала, завернутым в газету. Это была большая жертва и говорила о том, что Лидочка осталась единственной надеждой и опорой для краснодарских родственников.
– Я тебя не опасаюсь, – подтвердила предположение Лидочки Валентина, разложив газету на столе и стругая сало.
Василий поставил на стол бокалы и тут же, спеша, разлил по ним горилку – себе побольше, женщинам куда меньше. Ухмыльнувшись по-кошачьи, он сообщил:
– Алкоголь – вещь вредная, женскому организму противопоказана.
Он выпил, не закусывая, и сразу же налил себе еще, уверенный в том, что Валентине сейчас не до него и она на радостях и от облегчения, что Алла ушла, а Славик вроде бы нашелся, ругать его не станет.
– А мы, Лидок, – сказала Валентина, – все равно сбежим. Может, завтра и сбежим. Мы умнее стали. На ошибках учатся, правда?
– Не будете ждать аэрофлотовского рейса? – догадалась Лидочка.
– Они за нами разок сбегали, а второй раз не побегут.
Лидочка не могла с ними спорить – Кошки жили надеждой на бегство. И с ней были доверчивы и открыты.
– Вот ты скажи, – заговорил Василек, – на что людям гроши?
– И я говорю, – подхватила Валентина. – Нам же много не надо. По гостинцу внучатам и главное, чтобы дома оказаться.
– На своей постели, – объяснил Василий. – У меня этот империализм в печенках сидит.
Алла пришла поздно. Лидочка не спала, читала. Завтра воскресенье, святой день в Англии. Никто ничего делать не будет. А в понедельник все это кончится. Плохо ли, хорошо, но кончится. Лидочка в том не сомневалась.
Алла что-то говорила в дверях Геннадию, который, видно, ее провожал. Потом она постучала к Кошкам. Из-за двери откликнулись.
Дом был старый, каменный, тем не менее он был открыт для звуков, стены их не задерживали.
Поговорив с Кошками, Алла стала подниматься к себе. Поднималась она медленно, что-то бормотала себе под нос. Остановившись под дверью Лидочкиной комнаты, Алла спросила:
– Ты здесь?
Помолчала.
