прыгают вокруг.
Наверное, с хозяином квартиры в первый день знакомства так грубо не разговаривают, но Лидочка разделяла чувства Иришки: ей тоже хотелось вызвать этого худенького интеллигента на конфликт, на крик, на скандал, чтобы можно было с чистым сердцем хлопнуть дверью и уйти навсегда.
Но Вячеслав Андреевич вовсе не обиделся. Он уже достал из-за холодильника красивый совок и щетку и стал заметать осколки.
– Вся беда в том, – говорил он при этом, – что я-то вину чувствую и прыгаю, как вы изволили выразиться, вокруг, а мама остается статуей в почтительном отдалении. А поклоняемся мы всегда статуям, как бы их ни ненавидели.
Лидочка была вынуждена с ним согласиться, хоть ничего вслух и не сказала. Богатые, как известно, тоже плачут.
Вячеслав Андреевич обладал сноровкой старого холостяка – он быстро и аккуратно подмел пол, потом прошел в маленькую, прижавшуюся к столовой кухню и поставил воду. Пока вода грелась, оттащил наверх чемодан Лидочки и показал ей ее комнату.
На втором этаже было четыре комнаты. Большая хозяйская спальня выходила окнами на улицу и была шириной во весь дом. Рядом находилась небольшая комнатка, глядевшая в промежуток между домами, и туда же выходил окошком обширный, но захламленный туалет с ванной. Еще две светелки глядели в сад. Одна из них досталась Лидочке. Вторая, как объяснил Вячеслав Андреевич, принадлежала Иришке, которая в ней и закрылась. «Слава Богу, что не закрылась в туалете, – с облегчением подумала Лидочка. – Вот это была бы революция!»
Именно на том этапе их отношений Вячеслав Андреевич предложил откинуть отчества. В Англии мы живем, в конце концов, или в Турции? Мне трудно реагировать на «Вячеслав Андреевич» – словно я в учреждении, где мне могут дать справку, а могут и не дать. Лидочка не стала спорить: если предстоит прожить вместе чуть ли не месяц, российские отчества повисают, как вериги.
Внизу живут родственники, объяснил Слава, Василий и Валентина. Хорошие, добрые люди, приехали к нему из Краснодара провести отпуск, но не могут сдержать российских инстинктов – так что устремляются по распродажам, благо сейчас как раз настал сезон летних распродаж. И если вам, Лида, что-нибудь нужно, они все знают, где, что и почем.
Сам Слава предпочитал спать на диване внизу, в своем кабинете.
– Приведете себя в порядок, спускайтесь, я вам покажу первый этаж, – сказал он.
На прощание он принес Лидочке белье, а сам постучал к дочери. Та откликнулась, Слава вошел в комнату и принялся бормотать.
За окном стояла большая липа, а за ней начиналось бескрайнее зеленое поле. Мальчишки гоняли по нему мяч.
Лидочка разобрала чемодан, достала все, что было нужно, и отправилась в ванную.
Вернувшись из ванной, она окончательно распаковала свои немногочисленные вещи и спустилась в столовую. Прошло полчаса, не более.
Слава ждал ее, сидя за столом. Стол был накрыт небогато, но достойно английского джентльмена, жена которого находится в отлучке.
На тарелке были разложены бисквиты, прочно стояли две баночки с джемом, сыр, молоко, сахар, чашки, ложки…
– Садитесь. Может, вы желаете выпить? Джин? Виски?
– Ни в коем случае!
– Вы вообще противница?
– Нет, только сейчас. Не хочется начинать утро с победы над собой.
– Красиво, но неубедительно, – заметил Слава. Он успокоился, даже порозовел, и глаза потеряли лихорадочный блеск.
Все было как в Москве, но воздух казался иным – он был чище, мягче и склонял к неторопливости. Москва была далеко, не только в пространстве, но и во времени. Здесь никому не было дела до московской грязи, толкотни, склок, злобы, насилия и лукавства. Здесь не хотелось запирать дверей и машин, как все и поступали, хотя порой на таком легкомыслии попадались.
Заявилась Иришка. Чашка ей была поставлена заранее. Она налила кофе без молока и сахара и уселась напротив Лидочки, чтобы было удобнее ее разглядывать в упор.
Слава расспрашивал о том, как выглядит мама, что она просила передать, что нового дома, как движется строительство храма Христа Спасителя…
Хлопнула дверь, в коридоре загрохотали усиленные гулким холлом голоса. Слышны были шаги, почему- то в коридоре рвали бумагу. Иришка, хранившая до того нейтральное молчание, изобразила на физиономии презрение и негодование. Слава ожидающе обернулся к двери.
В дверях появилось красное, блестящее возбужденное лицо, удивительно гладкое, потому что за исключением сизых бровей на нем ничего не произрастало. Алые губы сложились трубочкой, и вкатившийся в комнату толстяк завопил:
– Валя, Валюха! У нас радость! Лидия приехала! Иди глядеть!
Тут же, оттолкнув толстяка, в комнату ворвалась такая же круглая и краснолицая женщина. На ее голове, словно приклеенные, росли оранжевые волосы, уложенные мелкими волнами. С краской для волос женщине явно не повезло.
Толстяки были немолоды, но очень подвижны, будто жир переливался внутри их тел, как ртуть. Такими, наверное, были гоголевские комические герои, которые питались варениками.
Валентина протянула Лидочке обе руки и, сжав ладони, принялась ее трясти. Руки ее оказались твердыми, мозолистыми, знакомыми с лопатой.
– Лидия Кирилловна, – по-южному запела она. – А мы так рвались, так рвались в аэропорт вас встретить, только Славчик нас не взял.
– Вы так сладко спали, – сказал Слава. Он лицемерил, и Валентине бы не заметить этих слов, но она с усердием правдолюбца тут же закричала:
– Ну как же ты, Славочка, говоришь, когда мы с тобой в ванной повстречались?
Толстяк вырвал Лидочку из объятий Вали и неожиданно хлопнул по плечу.
– Разрешите представиться. Мы будем родные Славику из Краснодара. Меня зовут Василием Никитичем Кошко, а мою супругу – Валюхой. Проводим отпуск на туманном Альбионе. Но туманов нема!
Валюха засмеялась тому, что туманов нема, и крикнула мужу:
– Мечи на стол, Василий!
Василий исчез, за ним ушла Иришка, видно, в знак протеста, но к протестам тоже привыкаешь, и никто ее ухода не заметил.
Василий вернулся с початой бутылкой перцовки и кексом или чем-то подобным кексу, запакованным в фольгу. Валюха скользнула на кухню и стала там шуршать фольгой, а Василек, Василь, Васичка (его называли по-разному, словно имя еще не установилось) достал рюмочки и всем разлил по глотку. Осталось больше половины бутылки, и это его обрадовало. Он завинтил крышку, поставил бутылку на пол возле ножки стола, чтобы не было соблазна, произнес:
– С приездом! За знакомство! – И первым потянулся рюмкой к Лидочке.
– Иду-иду! – закричала из кухни Валюха, о которой муж забыл. – Разложу и приду.
Она вынесла из кухни кекс на вытянутых руках, как выносили лебедя на царском пиру.
– Кушайте, гости дорогие, – пропела она. – Надеюсь, вам понравится наш скромный подарочек.
Валюха уселась рядом с Лидочкой, положила треугольничек кекса ей на блюдце и неожиданно спросила:
– А почем у вас сметана?
Лидочке вопрос показался не только несвоевременным, но и смешным, и она спросила:
– А у вас? В Краснодаре?
– А мы раньше в Полтаве жили, – ответила Валюха. – Сбежали из Хохляндии. Полная разруха с этими карбованцами. Все растащили, ну буквально все. И мы к дочке уехали, в Краснодар. А они гривны ввели.
Неожиданно Валюха вскочила из-за стола и умчалась к себе в комнату. Василь раздумывал, не налить
