крест на своей гениальности?
Итак, я на Тивии. Теперь предстояло ознакомиться с интересующим меня зданием и найти слабое место в системе охраны — вряд ли меня впустят просто так, за красивые глаза. Сняв номер в маленьком третьесортном отеле, я и занялся этим вплотную.
Одно дело, когда ты изучаешь объект акции по бумагам или с экрана терминала. И совсем другое, когда видишь его вживую. Прямо скажем, увиденное мне очень и очень не понравилось.
Представьте высокое здание из стекла и бетона, вершина которого теряется в облаках. Стекло, разумеется, бронированное, бетон не уступит самой прочной стали. Крыша срезана под углом в шестьдесят градусов, удержаться на ней практически невозможно.
Но это — только вершина айсберга, причем в самом прямом смысле слова. Согласно планам сэра Бартона, основание здания уходило под землю метров на триста, это еще порядка ста этажей. Вся эта махина называлась зданием Национального Алмазного Фонда, или, в просторечии, Алмазным Домом. Название «алмазный» было достаточно условным, здесь хранилась масса самых разнообразных ценностей, начиная от бриллиантов и золота и заканчивая денежной наличностью и произведениями искусства.
В плане здание делилось на две части: надземную, где располагались кабинеты дирекции, служащих Алмазного Фонда, офисы сопутствующих фирм и прочих пристроившихся под теплое крылышко Фонда учреждений, и подземную. Вся подземная часть представляла собой собственно хранилище, попасть туда было не просто не то что постороннему, но и самим служащим Фонда. Каждый подземный этаж представлял собой, по сути, отдельный бронированный уровень. Снаружи пробиться невозможно, толстые стены плюс вмонтированные в них датчики вибрации исключали любую возможность проникновения. На нижние этажи вел единственный лифт; чтобы попасть в него, надо было войти в небольшую охраняемую комнату на первом этаже. У вошедшего, а это всегда был служащий Фонда, проверялись документы, охранник связывался с дирекцией и узнавал, действительно ли этому человеку сегодня разрешен вход в Хранилище. Получив подтверждение, охрана пропускала его к лифту. У лифта человек прикладывал ладонь к окошку сканера — сравнивались отпечатки с заложенными в память компьютера, потом проходила голосовая идентификация и сканирование радужной оболочки глаза. При совпадении всех параметров двери лифта открывались. Стоит отметить, что и в самой комнате проверки стояли видеокамеры, с помощью которых двери лифта, сама комната и действия охраны контролировались независимым охранным подразделением из другой части здания.
Попав в лифт, служащий опускался на интересующий его уровень. Из лифта он попадал в небольшой коридор с многотонной бронированной дверью, находящейся под постоянным наблюдением видеокамеры. Подойдя к двери, служащий должен был набрать на панели восьмизначный код. Этот код он получал у заместителя директора непосредственно перед спуском в Хранилище. Сами коды менялись директором Фонда каждый вечер, в конце рабочего дня. Коды подбирались компьютером, для каждого уровня вырабатывался новый код. Если набранный служащим код был правильным, загорался зеленый индикатор, замок двери снимался с блокировки. Если код был ложным, в комнате охраны раздавался сигнал предупреждения, служащему предлагалось набрать правильный код в течение тридцати секунд. В случае если он не мог этого сделать, комната наполнялась усыпляющим газом. По сведениям сэра Бартона, раньше газ был отравляющим, но после пары несчастных случаев его предпочли заменить на более безопасный.
Чтобы открыть саму дверь, надо было иметь специальный ключ, его следовало получить перед спуском в Хранилище у самого директора Фонда. Одним словом, система безопасности здесь и в самом деле была на уровне.
Разумеется, все это было весьма неприятно — но не настолько, чтобы у меня опустились руки. Чем сложнее задача, тем приятнее ее решать.
Самым сложным мне представлялся способ проникновения в здание. Мне надо было оказаться там ночью, на первый взгляд это казалось почти невозможным. Днем я мог попасть в здание без особых проблем, достаточно было найти удобный предлог и получить пропуск на входе. Но сложность состояла в том, что число вошедших в Алмазный Дом людей и число вышедших строго учитывалось, поэтому я не мог где-нибудь спрятаться и ждать ночи — пропажа одного человека будет замечена, начнутся поиски. И в том, что меня найдут, можно было не сомневаться. Второй причиной, по которой я отверг этот вариант, была невозможность пронести с собой оборудование, а мне его понадобится довольно много. Таким образом, легальный путь проникновения отпадал.
Это и в самом деле оказалось сложной проблемой. В итоге после долгих и мучительных раздумий я был вынужден принять в качестве рабочего все тот же парашютный вариант. Основная сложность состояла в скошенной крыше здания — под ее прозрачной кровлей располагалась оранжерея. На такой высоте всегда гуляет ветер, покатая крыша абсолютно гладкая, на ней просто не за что зацепиться. Чуть превысь скорость — и тебя ударит о крышу, потом отшвырнет назад. Две-три секунды, за время которых ты будешь судорожно цепляться за гладкое бронированное стекло, — и короткий полет вниз со спутанным парашютом. Да, спастись теоретически еще можно — отстегнуть погасший купол, раскрыть запаску. Постараться, чтобы тебя вновь не кинуло на стену. Если и выживешь, то сама операция будет безнадежно провалена.
Трудно, опасно. Но других вариантов нет. Значит, мне необходимо придумать способ, с помощью которого я мог бы закрепиться на стекле. Более того, на то, чтобы зацепиться, у меня будет не больше секунды. Если я промедлю и не погашу купол, меня просто сдернет гуляющим на этой верхотуре ветром.
Весь день я потратил на внешний осмотр Алмазного Дома и прилегающих к нему зданий. Когда начало темнеть, поужинал в небольшом ресторанчике, вернулся в отель и завалился спать.
На Энолу Алиса прилетела глубокой ночью и прямо из здания космодрома по эскалатору поднялась в отель. Сняв помер на имя Ядвиги Грюнберг — именно так звали ее согласно новым документам, — приняла ванну и легла спать.
Проснулась она от какого-то тихого звука. Прислушалась — так и есть, в номере кто-то был. Плохо… Очень медленно повернула голову — и облегченно вздохнула.
— Ты слишком долго спишь, — сказал Кирилл, глядя. на нее поверх утренней газеты. Он удобно устроился в кресле, рядом на полу стоял его саквояж.
— Мог бы и постучать, — недовольно пробурчала Алиса, поднимаясь с кровати. — Отвернись, я не одета.
— Так уж и отвернуться? — усмехнулся Кирилл. — Я думал, у нас с тобой все будет проще. Тебе ведь нравится, когда мужики пялятся на твое тело.
— Может быть, — тихо сказал Алиса. — Но я сама решаю, кому и когда на меня смотреть. И уж тем более кому меня лапать.
— Все это так. — Кирилл тихо засмеялся. — Но мы ведь теперь как-никак молодожены.
— Что? — Алиса возмущенно вскинула брови.
— Сэр Кевин Грюнберг, к вашим услугам… — Кирилл достал документы и протянул Алисе.
— Ты хам, — сказала Алиса, взглянув на документы. — Мы так не договаривались.
— Просто так гораздо проще. — Кирилл пожал плечами. — Меньше вопросов, меньше подозрений. Мы можем ездить вдвоем, жить в одном доме…
— Спать в одной постели… — язвительно закончила за него Алиса.
— Ну, есть понятие супружеских обязанностей… — начал было Кирилл, но замолчал, наткнувшись на холодный взгляд Алисы. — Все, все, умолкаю. Не хочу рисковать жизнью… — Еще раз пожав плечами, Кирилл демонстративно вздохнул, встал и отошел к окну. Алиса быстро оделась, потом прошла в ванную.
Когда она вышла, на столике уже дымились две чашки кофе и немудреный завтрак.
— Решил заказать прямо в номер, — пояснил Кирилл. — Надо обсудить наши планы.
— Здесь нет «жучков»?
— Я проверил, чисто. Садись.
Алиса села.
— Сейчас поездим по городу, подыщем небольшой уютный домик. — Кирилл отхлебнул кофе. — Как молодожены мы сможем жить пару месяцев, не привлекая внимания. Для всех у нас будет медовый
