зазвучали суровые нотки:
— В последний раз спрашиваю тебя. Или рассказывай, в чем дело, или держи язык за зубами.
— А что ты сделаешь, если я не сделаю ни того ни другого? — поддразнил его Эрмик.
— Ты хочешь вывести меня из себя? — Капитан говорил голосом человека, чье терпение готово вот-вот истощиться.
— У меня друзей столько же, сколько и раньше, а у тебя их по- прежнему мало, — пожал плечами Эрмик. — А я говорю как раз о том, как мы оба сможем заиметь в долине союзников.
— У нас будет мало друзей и много врагов, если ты бродил там, где нашим людям бывать не дозволено, — устало сказал Махбарас. — Это уж точно.
Эрмик пожал плечами:
— Сомневаюсь, что твой страх мудрый советчик.
— Либо не зови меня трусом, либо приготовься потерять язык, — оборвал его Махбарас.
На сей раз Эрмик понял, что ему грозит опасность. Капитан говорил как человек, готовый тут же обнажить сталь. Он склонил голову одновременно и изящно, и пренебрежительно.
— Прошу прощения. Я не зову тебя трусом. И не называй меня дураком, если я не дам тебе явного повода.
Эрмик набрал побольше воздуха в легкие:
— Девы говорят, что Повелительница Туманов желает тебя, как женщина может желать мужчину. Они не говорили, откуда им это известно, так как это, несомненно, часть тайны Долины Туманов и ее Повелительницы. Но дева, рассказавшая мне об этом, поклялась такими клятвами разным богам, которых я и не знал, что у меня нет никаких сомнений в том, что она говорила правду.
Такая осторожность в выборе слов была необычна для Эрмика, но удивление не сделало Махбараса менее бдительным. Он сложил руки на прикрытом шелковой штаниной колене. (На самом-то деле он сложил руки, прикрывая домотканую заплатку на шелке. Штаны и несколько других шелковых вещей ему подарила сестра, умершая от родов два года назад. Многочисленные путешествия по горам быстро довели одежды до такого состояния, что Махбарасу едва ли хотелось быть похороненным в них, несмотря на его привязанность к сестре.)
— Итак, мы имеем дело с колдуньей, которая начала думать своими чреслами, как и многие обыкновенные женщины. Многие женщины властвуют над своими чреслами или по крайней мере не бродят кругами, словно голодные львицы, в поисках мужчины, способного их покрыть.
— Они так и поступают, и тем большие они дуры, когда кругом множество мужчин, готовых удовлетворить их, — сказал Эрмик. — Но я не думаю, что Повелительница Туманов одна из них.
— Да и я тоже, откровенно говоря.
Даже докрасна раскаленные щипцы и кипящее масло не смогли бы извлечь из капитана описания лица Повелительницы, испытывающей радость любви. Конечно, если девы были достаточно чувствительными, чтобы узнать желание своей Повелительницы, то и этот шпион тоже мог узнать его…
— Но почему ты считаешь, что она выбрала меня? — Даже самому Махбарасу этот вопрос показался глупым.
Эрмик откровенно рассмеялся:
— А почему бы и не тебя? Я не в состоянии посмотреть на мужчину глазами женщины, но Повелительница, несомненно, видит в тебе то, что ей нужно.
— Почему меня, если ей нужен просто мужчина?
— Кто ж может знать правду о воле женщины?.. Конечно, возможно, ты прав. Если ее не особенно волнует какой именно мужчина будет с ней, то, может, и я на что сгожусь.
— Нет!
— Ревнуешь?
На этот раз Махбарас действительно вскочил со своего места, хотя и сдержался, не обнажил меча. Мгновение постояв, он сел, качая головой. У Эрмика хватило приличия не рассмеяться вновь.
— Самая мысль переспать с Повелительницей сродни безумию, — проговорил Махбарас, когда понял, что снова способен владеть своим голосом. — Никто не знает, что доставит удовольствие колдунье, равно как и того, что вызовет ее недовольство и что она сделает с мужчиной, вызвавшим у нее недовольство. К тому же она не проявляет мудрости в отношении к своим девам.
— Ты рассматриваешь Повелительницу как капитана, командующего девами-солдатами?
— Да, и ведущую войну с помощью своей магии.
— Возможно и так, — согласился Эрмик. Не спрашивая у Махбараса разрешения, он подошел к стоящему на каменный опоре кувшину из-под вина, наполовину наполненному холодной водой. Капитан заметил, что руки у шпиона немного дрожали, когда он наливал себе новую чашу. Когда он осушил ее одним глотком, его руки стали дрожать еще сильнее.
— Именно так, — заявил Махбарас. — И мудрый капитан всегда придерживается одного правила: никогда не предавайся удовольствиям, которые запрещаешь своим воинам. Думаешь, Хауран выгадает от мятежа дев, который приведет к войне в долине и разрушит все наши планы относительно Турана?
— Нет, — сказал Эрмик. — И наш родной город тоже не выгадает, если женщина, которой пренебрегли, повернет против нас. Как по-твоему, долго ли мы проживем, если Повелительница Туманов обрушит на нас свою магию?
Махбарас ответил, что он сомневается в том, чтобы человек мог измерить такой короткий промежуток времени. Эрмик кивнул:
— Значит, не следует допускать, чтобы Повелительница сочла, будто ею пренебрегают, даже если это заставит дев поревновать. Тогда нам не придется сильно ее опасаться. Если мужчина осмотрительно подойдет к Повелительнице, их и вовсе не придется опасаться.
— Это означает, что нужным нам человеком ты быть не можешь, — заключил Махбарас. А затем резко закрыл рот, щелкнув зубами, так как сообразил, что попал в хитрую западню Эрмика.
Он заставил себя рассмеяться:
— Вижу, ты уговорил себя выполнить пожелания Повелительницы, а ведь она может захотеть послушать, как ты поешь кабацкие песни и жонглируешь сушеными козлиными ушами.
Эрмик засмеялся вместе с капитаном. После того как оба отсмеялись, Махбарас налил и себе, и шпиону еще вина. Они допили этот кувшин, но капитану и все вино в мире не ответило бы на один мучивший его вопрос:
«Как, во имя всех богов, обыкновенному мужчине ублажить колдунью?»
Песчаная буря налетела ночью и бушевала весь следующий день. В пределах лагеря не было никакого колодца, так как Хезаль и Конан выбирали место, где легко защищаться. Однако колодец находился поблизости, и с помощью веревки, протянутой от ближайшего сторожевого поста к колодцу, водоносы могли сновать туда- сюда, даже когда песок сокращал видимость до расстояния вытянутой руки.
Один Зеленый плащ, новичок, еще не усвоивший жестоких уроков пустыни, отошел от этой веревки. К счастью, у него хватило ума оставаться там, где его застигла ночь, и так как он возвращался от колодца с полными бурдюками воды, то не страдал от жажды.
Утром этот воин вернулся в лагерь. Кожа у него горела от ветра с песком, но в остальном он остался невредим, и Хезаль приказал сворачивать лагерь. С темного неба все еще сыпался песок, и горизонт был почти виден, но капитан сказал, что на следующей стоянке будет два колодца и там можно удержаться хоть против целой армии.
— Даже рвущейся в бой армии, не считающейся с потерями, лишь бы уничтожить врага? — уточнил Конан.
— Ты хорошо понимаешь дикарей пустыни, Конан.
— Я же киммериец… Я ответил на твой вопрос?
— Не совсем. Я собирался сказать, что понимаешь ты их хорошо, но не до конца. Никакой вождь не обречет на смерть слишком много воинов. Ведь после битвы те, кто остался в живых, могут обратить свой гнев против него. И даже если они сохранят ему верность, но их останется слишком мало, то его племя или клан может пасть жертвой более многочисленного врага, или сам вождь может пасть от руки кого-нибудь воина, метящего на его место и имеющего много сторонников. Дикари пустыни редко станут драться до последнего человека, кроме тех редких случаев, когда им не оставят иного выбора. Конечно, — криво усмехнулся Хезаль. — Возможно, это и будет как раз один из тех случаев.
— Я помню, что ты у нас — оптимист, — сказал Конан.
— Надеюсь, мы оба проживем достаточно долго, чтобы вспоминать друг друга, — усмехнулся Хезаль.
— Не проживем, если ты не будешь получше остерегаться змей, — отрезал Конан и показал на пустынную гадюку, извиваясь, ползшую к левой передней ноге коня капитана.
— Я остерегаюсь, — отозвался Хезаль. В руке у него в тот же миг появился кинжал. А в следующее мгновение он уже глубоко вонзился в песок, перерезав гадюку надвое как раз за капюшоном. Тело змеи бешено извивалось, но к тому времени, как капитан, подобрав кинжал, снова сел на коня, тварь уже перестала двигаться.
Туранцы отъехали, построившись, как принято в тех случаях, когда воины опасаются бури. Они ехали двумя колоннами, и каждый находился от своего товарища чуть дальше, чем на длину копья. Все надели белые одежды, и на каждые десять всадников приходился один с рогом или барабаном.
Мальчик, которого Конан встретил в горах Ильбарс превратился в мужчину, за которым можно было следовать. Если б Хезаль мог гарантировать Конану безопасность, киммериец, возможно, даже вернулся бы в армию Турана.
Но боги распорядились иначе, и поэтому Конан решил отправиться на запад, когда завершится это путешествие…
Глава 11
Тем утром они находились недалеко от той части пустыни, которую гирумги называли своей. (Во всяком случае той части пустыни, где чужестранцы могли с большей вероятностью умереть от рук гирумги, чем от рук воинов любого иного племени. Дальше этого территориальные претензии кочевников обычно не простирались. Ведь их племена двигались по пустыне, словно флот торговых судов в открытом море.) Поэтому туранцы внимательно высматривали врагов, так же как признаки перемены погоды. И когда снова
