прошли по дорожке и вскоре за стволами деревьев увидели длинное обветшавшее здание с высокими, от земли до крыши, окнами. Это и был лесной ресторан с незатейливым названием «Ельники». Здесь все называлось «Ельники»: и автобусная остановка на автомагистрали, и сам пансионат. Конечно, вокруг росли не только елки, встречались и заросли черемухи, дикой вишни, орешника, рядом с прямыми стволами лип так же стройно тянулись к небу рябины. Но ель преобладала, и, поскольку Подмосковье — не Урал, где склоны гор и равнины густо поросли елью, к этим величавым деревьям здесь, очевидно, было особое отношение. По дороге к озеру, как позже узнали Магда и Александр, встречались даже сосновые перелески, но им, однако, было далеко до уральских сосновых боров, которые Александр сравнивал с пальмовыми рощами. «Сосна — та же пальма, — утверждал он, — только в северном исполнении».
Леонидов широким жестом распахнул стеклянную дверь ресторана, пропустил Магду, Александра и детей, потом вошел сам, тотчас обратив на себя внимание официанток и сидевших за столами людей. Из середины небольшого зала навстречу Леонидову устремился щуплый низкорослый человек с пролысиной и черными, жгучими глазами. Он тут же представился Магде и Александру и быстро, однако очень четко выговаривая слова, сообщил Леонидову, что он заскочил сюда проездом, наскоро перекусить, потому что дел впереди невпроворот и еще неизвестно, когда ему удастся в такой хлопотный день поесть.
Звали этого энергичного неспокойного человека Владимиром Павловичем Долиным. В ту пору, наверное, вся страна знала популярного конферансье, а также иллюзиониста Владимира Долина. Без его участия не проходил ни один праздничный концерт по телевидению. В передачах «Голубого огонька» он тоже принимал участие, и нередко вместе с Леонидовым.
— Я бы не удивился, — сказал Леонидов, положив тяжелую руку на плечо Долина, — если бы встретил тебя не здесь, в родных пенатах, а где-нибудь в Рио-де-Жанейро.
— Там я изволил отобедать в прошлый четверг.
— И, конечно, опять не привез мне никакого сувенира!
— А что же, по-твоему, это? — Долин покрутил перед лицом Леонидова пустую ладонь. В следующую минуту в ладони оказалась черная полированная шкатулка. — Прошу нажать вот эту кнопочку.
Леонидов нажал, и в тот же миг крышка шкатулки подскочила. Все увидели крошечный скелет человека с протянутой рукой.
— Прошу позолотить ручку этого несчастного!
Леонидов добродушно усмехнулся и вложил в руку скелета двугривенный..
— А вы? — обратился Долин к Магде и Александру. — Труд фокусника требует уважения. Не боитеся смерти тела, боитеся смерти духа…
— Скоморох Долин верен себе, — констатировал Леонидов. — Свой сувенирчик он привез не в утешение и не без умысла.
— Во-первых, я привез его не себе. — И Долин опустил шкатулку в карман Леонидова. — А во-вторых, я неплохо заработал и посему приглашаю за свой стол!
Не обратив внимания на его слова, Леонидов вытащил из кармана шкатулку, нажал несколько раз кнопку, после чего неизменно крышка подскакивала и появлялся скелетик с протянутой рукой.
— Ничего лучше ты придумать не мог, как этот намек на весьма грустные обстоятельства. С делами, конечно, надо поспешать, это ясно, но мы еще поживем! А твое приглашение принять не можем, как видишь, нас тут целых пятеро.
— Тогда пересядем за большой стол, — предложил Долин. — Или сдвинем два маленьких.
— Лучше за большой. — И Леонидов решительно, шагнул к покрытому накрахмаленной скатертью столу.
— Шурочка! — позвал он молодую женщину с острым взглядом карих миндалевидных глаз. — Обратите внимание на эту замечательную компанию красивых и смертельно голодных людей.
Шурочка подошла к столу и поинтересовалась, заглядывал ли Леонидов в меню.
— Днем в меню не заглядываю. Пусть соблазны властвуют над нами поближе к вечеру. И если уж к нам подошли вы, Шурочка, используйте свое служебное положение и принесите нам нормальный домашний обед. Кстати, — обратился Леонидов к Магде и Александру, — знакомьтесь: Шурочка заведует этим чудесным лесным филиалом. А в головном ресторане на Суворовском мы побываем в одну из вылазок в Москву.
Уточнив, что именно принести к обеду, Шурочка удалилась быстрой, четкой походкой.
— Очень милая женщина, — заметила Магда.
— Мы с Иришкой зовем ее лесной феей. И это действительно так. Бывает, приедешь из Москвы в ночь-полночь, а добрая фея откроет свою обитель и накормит чем бог послал.
Пока Леонидов говорил, Долин тасовал маленькую колоду карт. Затем карты начали как бы струиться меж его тонких пальцев, развертывались полукругом, образуя причудливые ромашки, превращались в ручей, который непрерывно стекал от плеча к руке, переливался из ладони в ладонь, а затем исчезал без следа, словно и не было вовсе никаких карт. Потом Долин снова набирал колоду, извлекая карты из внутренних карманов пиджака Леонидова, затем — Александра, снимая их с плеч Магды.
Она смеялась до слез и просила все повторить сначала, только медленнее, чтобы была возможность изобличить Долина. Он повторял все в той же последовательности, но результат получался прежним, У всех на глазах творились чудеса. Долин был неуязвим.
В конце импровизированного представления в руке Долина неожиданно для всех вместо колоды карт возникла сувенирная шкатулка. Он нажал кнопку, отскочила крышка — скелетик протянул руку, прося подаяние.
— Ну, мерзавец! — воскликнул Леонидов. — И когда ты успел вытянуть у меня свой подарок?!
— Важно — не когда, а для чего. Жизнь коротка, искусство вечно. Но для того, чтобы оно было вечным, надо многое успеть в этой короткой жизни. Держи и успевай!
Долин вложил шкатулку в широкую ладонь Леонидова.
После обеда все пошли на лужайку. Она открылась неожиданно. Лес расступился, и на залитом солнцем лугу появился стожок свеженакошенного сена. Впереди, закрывая высокий забор, густо кудрявились кусты орешника. Ирина помчалась по лугу и со всего маху, широко раскинув руки, плюхнулась в стожок.
— Ирина! — прикрикнул Леонидов. — Не вороши сено! Тебе прекрасно известно, каких трудов это стоит деду Касьяну.
— Он сам сказал, что стожки так и так пропадут. Есть-то сено некому. Косит он по привычке, потому, что ночью сторожит, а днем делать нечего.
— Ну, дочь, смотри! Слишком стала разговорчива. Запомни, и сено, и хлеб — святы.
Леонидов расстелил плед и растянулся во всю его длину, закинув руки к затылку.
— А жизнь, несмотря ни на что, все-таки прекрасна. Какое небо, какие облака! И мы все это видим, ощущаем себя частицей мира. Нет, я не совсем точно сказал вам тогда о радости бытия. Это, пожалуй, ощущение беспредельного мира в себе и через себя… Вы знаете, о чем я вспомнил сейчас? — неожиданно спросил Леонидов. — Вот такое же небо, такие же прекрасные облака я видал у вас на Урале. Есть у меня там один знакомый — доктор Плетнев. Он меня и соблазнил однажды, повез в свою, как он назвал, «акваторию» у Белых камней. Мы поехали с ним туда сразу после спектакля. На его лодке. Благо следующий день в театре был выходным, и мы пробыли в этой сказке от заката до заката. С тех пор я доказываю всем, что более великолепных мест на земле не существует.
— Места там действительно неповторимые, — подтвердила Магда.
— А вы знаете «акваторию» Плетнева? — приподнявшись на локте, спросил Леонидов.
Он посмотрел в серые, широко расставленные глаза Магды, отметил в них мучительную напряженность, огляделся по сторонам. Ирина и Александр, невзирая на палящие лучи солнца, азартно гоняли волан.
— Вашего Плетнева не знаю, хотя слышала о нем от Саши. Саша о нем когда-то писал. А в тех местах мы бывали не раз. У моего младшего брата Владислава прекрасная лодка, и мы часто ездили к Белым камням. Пока он не заболел.
— Он болен и сейчас?
— Это случилось совсем недавно. Он заболел внезапно и, кажется, очень серьезно. Во всяком случае, как мне сказала перед отъездом его жена Валя, Владиславу дали направление в одну из московских
