дверям ресторана.
— В большой город я пока не спешу. Это примерно к весне. Сначала надо утвердиться здесь и кое- что завершить… Проходите прямо через зал. Дверь направо.
Они вошли в небольшую комнату с двумя составленными столами посередине. Здесь же, у входа, была прибита вешалка.
— Раздевайтесь, Василий Иванович. Сейчас мы все быстро организуем.
Вскоре появилась официантка Маша, улыбаясь, поздоровалась, спросила:
— Говорят, женились вы, Петр Иванович?
— Женились, женились! И еще будем.
— Орел! — хихикнула Маша и, приняв заказ, засеменила из комнаты.
— Я еще ни разу не встречал вас вместе с женой, — сказал Василий. — И сейчас вы домой не торопитесь.
— Но я же еще считаюсь в командировке.
— И не тянет домой?
— Откровенно? Не тянет. Не потому, что до некоторой степени вольный казак. Не люблю, когда меня в чем-нибудь ограничивают. Но это куда ни шло. Одно другому не мешает. Какая-то обстановка у нас создалась не та. Придешь домой и чувствуешь — не тот климат. Особенно после командировки в Москву. Видно, не разобрался я в ней — ни тебе привета, ни улыбки. Сядет и думает о чем-то. Спросишь: о чем? Молчит. Или в конспекты уткнется. — Норин закурил, подошел к двери. — Куда она запропастилась? — Он заглянул в соседний зал. — Слушайте, Василий Иванович, не пригласить ли нам сюда Ниночку? Женщина, как известно, украшает стол. А? Вы знаете врачиху Ниночку? Это же — люкс, а ужинает одна.
Ответить на этот вопрос помешала официантка. Она принесла бутылки и закуски, хихикнула и вновь исчезла.
Норин взял бутылку и налил не в рюмки, а в фужеры.
— Давайте хлопнем!
— За должность?
— И за должность, и за перспективу. А можно и просто так.
Василий отодвинул фужер.
— Зачем пить, если нет никакого желания.
— Аппетит приходит во время еды.
Василий провел рукой по рассыпающимся черным волосам, но они упрямо выбивались из-под ладони и вновь падали на лоб. Вертикальная складка между бровями напряглась. Он потянулся к папиросам и вдруг вскинул глаза на Норина.
— У вас ко мне был какой-то разговор?
— В общем-то это пустяк, я думаю, вы мне поможете. Одним словом, к весне у меня должен быть диплом. Понимаете?
— Что вам мешает его получить?
— Есть у меня, так сказать, одна, задолженность. И как раз по математике. Надеюсь, вы не откажете в этом пустяке?
— Принять?
— Ну принять не принять. Короче говоря, расписаться в зачетке. Больше тройки мне не надобно.
Глаза Василия сузились, брови сдвинулись до вертикальной складки на лбу. А через мгновение на лице снова появилось прежнее выражение, спокойное и безучастное к разговору.
— Так как, Василий Иванович? Вы не ответили на вопрос? Имейте в виду: я вам могу оказаться очень полезен.
— А я и не слышал никакого вопроса.
— Что с вами, Василий Иванович? Я говорю о математике.
— А я повторяю: вашего вопроса не слышал!
Вновь появилась официантка.
— Получайте своих цыплят, — сказала она. — И не спеша поторапливайтесь. Пора закрывать.
Громыхнув подносом о дверь, она так же молниеносно ушла, как и появилась. Василий погрыз поджаристое крылышко, вытер салфеткой рот и посмотрел на Норина.
— Что же вы не едите?
— За этим дело не встанет.
Норин подвинул тарелку и, взяв цыпленка в руки, сказал:
— Никогда не думал, что вы такой педант.
— Если бы! В этом случае я бы далеко пошел. Дальше вашего.
— Нет, дальше вам не уйти. Я-то как-нибудь и без вас обойдусь, а вот вы… Всякое может случиться, когда я буду там, — сказал Норин, подняв замасленный палец.
— По-прежнему туда метите, а кто будет работать здесь? Кто здесь работать будет? — повторил Василий, пристально глядя на Норина.
— Здесь я свое отработал. Да и стройка идет к концу. Когда пущена половина машин, к станции уже не то внимание. Считают, что стройка завершится сама собой.
— А комбинат?
— Вот вы и стройте ваш комбинат. Меня ждут дела поинтереснее.
Норин неожиданно встал, вытер платком руки и начал надевать пальто.
— Как же вы без диплома будете вершить свои интересные дела? Недолго и рога обломать.
Ничего не ответив, Норин застегнул пальто, надел шляпу и уже в дверях бросил:
— Я как-нибудь и без рогов проживу. Пусть они украшают некоторых дипломированных педантов.
В ответ на эти слова Василий лишь ухмыльнулся благодушно, потом вдруг сдвинул брови и вскочил. Он дошел до двери, распахнул ее и тут же с шумом захлопнул. Вернувшись к столу, он выпил коньяк и вынул из пиджака пачку денег. Отсчитав несколько пятирублевок, он бросил их на стол.
На стук прибежала официантка.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спросила она, оглядывая комнату. — А где Петр Иванович?
— Вы имеете в виду этого типа? Так он самым обыкновенным образом сбежал.
— Что вы, зачем так грубо? Петр Иванович всегда аккуратно рассчитывается.
— Он и в этот раз рассчитался. Я просто вас напугал.
Официантка посмотрела на стол, увидела деньги.
— Так это же много. Если хотите дать на чай, дайте меньше.
— Об этом вы договаривайтесь с Петром Ивановичем. Я тут ни при чем. Спокойной ночи.
— Спасибо. Заходите.
Василий быстро пошел через опустевший зал; на улице он почувствовал, как в нем снова закипела злость. Больше всего на свете ему хотелось сейчас увидеть Норина, потребовать у него извинения! За все его бесконечное хамство!
Он прошел чуть ли не до конца проспекта, вернулся обратно и стал опускаться по Приморскому бульвару. На всем пути ему не встретилось ни одного человека. И тогда Василий решил добираться домой. Он увидел почти пустой, по всей вероятности, последний автобус, заторопился к остановке и уже на ходу вскочил на подножку.
Автобус, дребезжа стеклами и вздрагивая на неровностях, несся по спящему городу. За окном мелькали серебристые фонарные столбы, дома, и вдруг Василий увидел Норина. Он шел, заложив руки за спину, рядом с Ниной. Когда автобус проезжал мимо, оба они повернули смеющиеся лица, и Василию подумалось почему-то, что Норин и Нина смеялись над ним. Эта мысль привела Василия в ярость. Только у самого дома он успокоился, снял кепку, поправил волосы, на все пуговицы застегнул пальто.
Люба, по-видимому, только что вернулась: она сидела на тахте перед аккуратно разложенными покупками Василия, рассматривала их.
— Что это значит? — улыбаясь, спросила она. — Получил премию?
— Как видишь.
