150
Ее трясут за плечо.
— Вставай, не время отдыхать! Надо бежать отсюда.
— Нет, Царевна, открывай глаза! Просыпайся.
— Я твой друг. Это я. Маркиз.
Кассандра чувствует, как кто-то тянет ее за руку, заставляет встать, дает пощечину.
— Пойдем, Царевна. Просыпайся.
— Пойдем!
— Да вставай же, уходить надо!
Кассандра приоткрывает глаза и пытается посмотреть на часы вероятности. Ее встряхивают еще сильнее, она моргает, видит распростертого на полу Филиппа Пападакиса и корейца с нунчаками в руках.
— Маркиз? — бормочет она.
— Прости за задержку, Царевна! Я знал, что ты здесь, я твои вещи в мусорном баке увидел, но тебя никак не мог найти. Подвал хорошо спрятан. Слава богу, этот кретин громко телек включил, я тогда только догадался.
Он понимает, что Кассандра слишком слаба, чтобы идти самостоятельно. Он закидывает ее руку себе на плечо и помогает ей выйти из подвала. Потом он закрывает Пападакиса в комнате, где комментатор продолжает громогласно перечислять соревнующихся лошадей. Они усаживаются на кухне директорского домика, и Кассандра соглашается проглотить немного пищи. Ни чипсов, ни ореховой пасты нет, поэтому она делает себе бутерброд из хлеба с маслом. Калории действуют, подобно допингу. Каждый съеденный кусок заряжает ее организм, словно электрическая батарейка.
— Ну ты не торопился, — произносит она с набитым ртом. — Я уже начала сомневаться, придешь ли ты когда-нибудь…
Кассандра видит в окно, что на улице ночь. Кухонные часы показывают двенадцать. Она потеряла всякое представление о времени.
— Пойдем отсюда, Царевна.
— Нет, — отвечает она. — У меня тут еще дела.
Она быстро натягивает мужскую одежду, найденную в шкафу, и показывает Киму направление, в котором они должны двигаться. Они идут в южное крыло школы.
Двое молодых людей входят в дортуар для детей-аутистов. Дети спят. Вокруг царит тишина.
Кассандра включает свет и обращается к проснувшимся от неожиданности детям:
— Подъем. Я должна вам сообщить нечто очень важное. Вам нужно выполнить очень серьезное задание.
Она хлопает в ладоши, чтобы стряхнуть с детей сон. Они приподнимаются на локтях и поворачиваются к девушке, недовольно ворча.
— Слушайте. Я такая же, как вы. И я тоже училась здесь. Вы видели в жизни лишь свою семью и потом эту школу. То есть вам, как и мне, знакомы лишь две искусственные среды. Вы похожи на животных из лабораторий и зоопарков. Но снаружи идет настоящая жизнь. Там есть мир людей и мир природы. Там вы встретитесь с теми, кто не станет лечить вас, а начнет обмениваться с вами информацией. Там вы сможете наконец понять, кто вы. Вот увидите, это лучший способ повзрослеть. Вперед! Вы свободны. Уходите отсюда!
Некоторые дети приподнимаются на кроватях, чтобы получше рассмотреть Кассандру. Другие вновь опускают головы на подушки. Никто не встает.
Кассандра вспоминает Жанну, кошку, поджаренную на вертеле в Искуплении. Домашнее животное, которое захотело свободы и погибло.
— Да, риск есть, — заявляет она. — Но жизнь и заключается в риске, в возможности проиграть и погибнуть. Если вы не рискнете, вы останетесь зомби. Начинайте сами руководить своей жизнью, или навсегда останетесь рабами.
Все дети опускают головы, прячутся под подушки и одеяла от света и тревожащего их голоса.
— Подожжем здание, — говорит Кассандра тихо, но решительно.
— Я не уверен, что это хорошая идея, — отвечает Ким, испуганный таким чрезвычайным предложением.
— В первый раз в жизни доверься мне. Самое страшное для них — это прозябать здесь и оставаться во власти докторов, которые обращаются с ними с фальшивой осторожностью, словно с учеными обезьянами.
— Может быть, здесь есть и хорошие врачи. Твоя мать была великолепным ученым.
— Да, хорошие врачи есть, но только не в школе «Ласточки». И уж во всяком случае, к ним не принадлежит Пападакис. В этом я уверена.
Кассандра и Ким поджигают занавески.
Словно в замедленной съемке дети в конце концов вылезают из-под одеял, одеваются и выходят из дортуара более-менее организованной вереницей, в то время как их кровати одну за другой охватывает