Собранные корешки складывались на просушку в одном из амбаров, некогда использовавшихся для хранения зерна, и гадостно воняли на все поместье, особенно когда невзначай решал подуть чудом приблудившийся в эти места ветер. Одного запаха хватало, чтобы одурманить голову и вызвать тошноту, так на что же была способна вытяжка из упырника? Марк боялся себе даже это представить. Зато становилось ясно, что сквайр сидит на болотах не просто так.
Раз в несколько дней собранная и высушенная отрава куда-то отправлялась, о чем можно было судить по опустевшему амбару. С посыльным Конрад встречался где-то за пределами поместья: Охотник лишь проследил, как сквайр уходит в лес с мешками кореньев. Дальше не пошел, чтобы не тревожить нанимателя раньше времени. Вот когда кольцо будет уже в руках, появится повод порасспросить о том, кто и зачем покупает странный товар. А уж в том, что удастся развязать хмурому хозяину язык, Марк не сомневался. Конечно, его опыту в допросах было далеко до инквизиторского, но и Охотник обладал умением разговорить несговорчивых.
На третью ночь призрак пришел снова, соткавшись из лунного света и напевая ту же самую песенку, только на сей раз Марку почудилось, что голос женщины звучал то ли громче, то ли насыщеннее.
— Доброй ночи, сударыня.
— Темной ночи, сударь, — игриво поправила она.
— Да, конечно, темной… Снова прогуливаетесь?
— Скорее, иду на зов.
Охотник вздрогнул. Зов? Неужели кто-то еще вознамерился поболтать с духом Эрхог? А призрак, словно почувствовав его волнение, шагнул ближе и почти прильнул к мужчине, щуря бездонно-черные глаза.
— Ведь это вы зовете меня… Зовете каждую минуту своего пребывания здесь.
— Разве так часто? — невольно удивился Марк.
— Вы думаете обо мне, и этого довольно. Но вы не знаете меня.
— А если бы знал?
— Это дало бы мне больше времени и больше… — Призрак осекся, не спеша раскрывать свои секреты, но Охотник уловил только первую половину фразы.
— Больше времени? На что?
— На разговор с таким приятным собеседником, как вы, сударь.
Она была обворожительна даже в посмертье, и то ли знала об этом, то ли догадывалась. Марк чувствовал, что и сам с нетерпением ждет новых встреч, но объяснял свою заинтересованность необходимостью выведать все, что поможет добраться до кольца, забывая о том, что женские чары почти всегда — колдовские.
— Неужели там, по ту сторону жизни, вы не находите, с кем поговорить?
Призрак смежил веки, на мгновение прикрывая бездны своих глаз.
— На той стороне царит скука. Смертная. К тому же в посмертье никто не может ничем обладать, а значит, и любое соперничество становится бессмысленным. Даже словесное.
— А сейчас мы с вами соперничаем?
Сотканная из лунного света женщина улыбнулась:
— А разве нет? Вы ведь призвали мой дух, преодолев столько запретов и границ явно не для того, чтобы просто проверить собственные силы?
Марк мимолетно подумал, что никого не призывал нарочно, но желание добраться до кольца было столь сильным, что разум скорбно замолчал, осознав безуспешность попыток охладить пыл своего хозяина.
— Нет, — ответил он и сам подивился смелости, с которой произнес это короткое слово.
Призрак довольно качнул головой:
— Вот видите! И что же терзает вашу душу, сударь? Что сможет утолить вашу жажду?
— Кольцо.
— Кольцо? — Лунная женщина то ли сделала вид, что задумалась, то ли и вправду не поняла, о чем идет речь. — Всего лишь кольцо?
— Возможно, для вас оно не представляло никакой ценности, но мне… Но я вижу в нем великое могущество.
— Кольцо… — Призрак рассеянно закружился в танце. — Могущество…
— Кольцо-перевертыш, — решил уточнить Марк, понимая, что иначе разговор грозит затянуться до рассвета.
— Ах, это…
Женщина остановилась и посмотрела на Охотника с чувством, весьма похожим на сожаление.
— Оно ведь ничего не стоит для вас?
— Как знать, как знать… Это было так давно…
— Но вы помните, что с ним случилось?
— Память — такая ненадежная вещь, сударь… Ее непременно нужно подкреплять чем-то, что способно пережить многие годы.
И призрак медленно поплыл к дому. Марку не слишком-то хотелось входить в обугленный чертог умершей колдуньи, но на пороге женщина обернулась и насмешливо поманила его:
— Что же вы, сударь? Неужели испугались? И это сейчас, в шаге от утоления вашей жажды?
В доме было темно, и пришлось бы зажигать свечу, если бы не сияние призрака, которого вполне хватало, чтобы разглядеть ветхие половицы под ногами. Правда, по мере продвижения в лабиринте комнат запас лунного света иссякал, и в конце концов Марк нащупал-таки огарок свечи в одном из стенных светильников. Звякнуло по кремню кресало, загорелась свеча, в коридор пролился теплый желтый свет, и все преобразилось. Если в бледном сиянии луны обшарпанные стены казались благородными руинами, то теперь их мрачная нагота внушала отвращение. Да и сам призрак превратился в грязное пятно тумана, висящее между полом и потолком, утратив почти все черты, делающие его похожим на человека. Остался один лишь голос:
— Идемте… У меня мало времени…
Следуя за своим странным поводырем, Марк поднялся на второй этаж особняка и дошел почти до самого конца длинного коридора, на последнем повороте которого призрак вдруг замер и задрожал.
— Здесь…
— Где?
Охотник огляделся по сторонам, насколько это позволял круг колеблющегося света свечи, но ничего привлекающего внимание не заметил.
— Здесь…
Призрак сжался в плотный комок рядом с одной из чудом уцелевших, но тоже обуглившихся стенных панелей.
— Потяните ее на себя. Возьмитесь за правый угол и потяните…
Марк сделал так, как ему сказали, уже догадываясь, что ждет его за потайной дверью, но когда панель, надсадно скрипнув, распахнулась дверной створкой и Охотник заглянул внутрь, освещая открывшееся пространство, он поневоле восхищенно ахнул. На стене небольшой круглой комнаты, напоминающей молельню, висел огромный, во весь рост, портрет, изображающий женщину, чье украшение стало предметом вожделений верного слуги церкви.
Теперь, глядя на полотно, сохранившее яркие краски, Марк понимал, что Эрхог при жизни была вовсе не красавицей. Черноволосая, с бледно-желтой кожей и пронзительными сливово-темными глазами, она была похожа больше на цыганку, а не на благородную даму, но Всевышний, сколько же в ней, даже нарисованной, чувствовалось силы!
Женщина на картине сияла. Пусть не светом, а тьмой, но от того не становилась менее притягательной, и Охотнику подумалось, что если бы нужно было выбирать между белокурой Эвиэль, явственно принадлежащей небесам, и чернявой колдуньей, выбор пал бы на вторую, а не на первую. Казалось, Эрхог, запечатленная кистью неведомого живописца, вот-вот сделает вдох своей по-девичьи маленькой грудью, призывно улыбнется и сойдет с портрета прямо в комнату.
— Ну как, увидели, что хотели? — спросил призрак, отрывая Марка от увлеченного созерцания.
