отведав изысканное кушанье, нежить долго не сможет забыть его вкус.
— Да… А жаль, — искренне посетовала сестра.
— Ты разобралась с ее воспоминаниями?
Мертвячка неопределенно качнула головой, от чего капюшон немного сполз на сторону, открывая взгляду сохранившиеся без малейших изменений, лишь слегка потускневшие золотистые локоны.
— Я жду…
— Чего?
— Вы, люди, так нетерпеливы, — усмехнулась нежить. — Я выпила ее память, но не все случается в одно мгновение.
— У нас мало времени.
— Знаю… Поверь, я и сама не хочу медлить, потому что голод лишь задремал, но непременно проснется снова.
Марк поморщился, понимая, на что намекает нежить. Возможно, ему удастся еще раз приманить в лес кого-то из женщин, пусть не амменирских работниц, так селянок, но вечно это продолжаться не может: пропажи непременно хватятся, и тогда придется или бежать восвояси, или принимать бой, а ни то ни другое в планы охотника сейчас не входило.
Мертвячка, словно догадавшись, какие раздумья обуревают ее спасителя, отложила лакомство в сторону и поднялась с лавки:
— Пойдем внутрь, там мне будет легче… вспоминать.
В хижине, нагретой полуденным солнцем, было тепло и пахло не смертью, а сухой горечью травяных сборов и медом луговых цветов. Казалось, хозяйка лишь ненадолго вышла, но вот-вот вернется, снимет с полки тяжелую каменную ступку, покрошит в нее хрустящие прутики, разотрет в порошок и ссыплет полученную основу для зелья в полотняный мешочек.
Нежить равнодушно обошла стол, на котором были разложены кучки еще не связанных в пучки и уже слегка подвядших трав, обхватила себя руками за плечи и опустила голову. Капюшон снова упал вниз, закрывая гниющее лицо, и несколько долгих минут было похоже, что посреди хижины кем-то водружена статуя, изображающая то ли плакальщицу, то ли молельщицу. А потом мертвячка начала вспоминать.
Mappe было немного обидно отрываться от трапезы, с такой любовью и тщанием подготовленной еще утром, но и она сознавала, как мало времени осталось в распоряжении заговорщиков, вознамерившихся бросить вызов смерти. Ну что ж, лакомые кусочки подождут, только подвялятся лучше и станут еще ароматнее.
Она уже не раз и не два пробовала поглощать чужую память, потому что это требовалось для успешной охоты, особенно в местах, где людей было так мало, что каждый хорошо знал друг друга. Поначалу подобные занятия удавались плохо, воскрешая в сознании нежити только не связанные меж собой обрывки, вспышки, звуки и чувства, но ведь и она сама была тогда слишком нетерпелива. Только потом голод, самый лучший и настойчивый учитель, заставил двигаться не бегом, а шагом. Даже почти ползком. Вот и на сей раз Марра действовала так медленно, как только могла, хотя и чувствовала, что ее спаситель с каждой новой минутой тревожится все сильнее, а волнение только мешало.
Глупец… В подобных делах волноваться не о чем, потому что или получилось, или нет. Впрочем, о возможности неудачи нежить предпочла помалкивать, опасаясь разделить участь своих собратьев, павших под тяжелыми булавами.
Сначала, скрытый опущенным капюшоном, ушел свет. Марра давно уже не пользовалась глазами по- человечески, видя только размытые очертания и темные пятна и больше полагаясь на слух, но все равно, излишнее освещение сбивало сосредоточение.
Потом ушел звук, погрузив нежить в безмолвие посреди поющего птичьими голосами леса и наполненной прерывистым дыханием хижины.
Потом отступили ощущения. Последним уходил голод, но он, как всегда, обернулся и ласково погрозил своей ученице скорым возвращением.
А потом все началось сначала.
Первыми всколыхнули пустоту самые поздние воспоминания, в которых Марра увидела себя, торжествующе оскалившую зубы, своего спасителя, исступленно требующего от ведьмы помощи, побеги плюща, опутывающие тело…
Недоверчивые и в то же время наивные лица слушателей ведьминских баек.
Полузаброшенное поместье, на каждом камне которого лежала печать тлена.
Человек с хмурым лицом и кривой спиной.
Вереница женщин, просящих то приворота, то отворота.
Душистые дубравы, рождающие столько целебных трав, что не собрать и за седмицу.
Ломота в старых костях.
Долгие годы одиночества и проклятий, высыпанных на голову самой себе.
Тайный разговор с монахом в алой сутане. Неприятный разговор. Скользкий и холодный, как лягушка. Разговор, который не мог не состояться.
Скорбное чествование победителей. Огромный зал с пустыми стенами там, где должны бы висеть гербы и знамена. Длинный стол, занятый посудой едва ли на четверть, а едоков и того меньше. Изможденные лица мужчин и женщин. Старательно отведенные друг от друга взгляды.
Черные пасти могил, и каждая получает свою пайку.
Высокий старик в разодранной порывами бешеного ветра мантии опускает руку с крошащимся жезлом. Все. Кончено.
Заклинание звучит все тише и тише, но вплетенных в общий хор голосов достаточно, чтобы исполнить задуманное.
Чернявая женщина молча улыбается, глядя на своих палачей, и в ее бездонных глазах нет ни капли страха. Да и как может бояться смерти та, что повелевала мертвыми?
Круг людей с лицами не выразительнее камня, и только на самом дне взглядов медленно плещут волны обреченности…
Марра тряхнула головой, отгоняя лишние воспоминания. Дальше погружаться в чужую жизнь нет никакого смысла, все, что нужно, уже увидено, услышано и прочувствовано.
— Я вспомнила обряд.
Человек, напряженно ожидавший известий, выдохнул из легких застоявшийся воздух:
— Ты сможешь его обратить?
Нежить перебрала в мыслях все действия, совершенные архимагом.
— Да, смогу. Возвращать умерших не сложнее, чем убивать.
— Что тебе потребуется?
— Место силы, но я знаю, где его искать. И… человеческое тело.
— Тело?
Марра невольно улыбнулась растерянности, вновь охватившей ее спасителя:
— Да, живое тело.
— Для… еды?
Она бы рассмеялась, но не захотела пугать его еще больше.
— Ты желаешь воплощения Эрхог, ведь так?
Человек согласно кивнул.
— А в чем, по-твоему, она должна воплощаться? В камне? В дереве?
— Ах вот ты о чем! — немного успокоившись, протянул спаситель.
— Молодое, сильное тело. Вот только…
— Что?
Нежить помолчала, обдумывая, насколько важной была та последовательность действий, которой придерживались маги в воспоминаниях старухи. Наверное, лучше ее не нарушать.
— Тот обряд, который проводили над Эрхог… У меня не получится все рассказать словами, но если исполнять все точно так же, как делалось…
— Есть трудности?
