сводами подвала вспыхнул, залив все вокруг ослепительно белым светом, «свет небесный».
Все оружие, которым располагал сейчас брат-инквизитор, сводилось к одному-единственному заклинанию, годному лишь на то, чтобы рассеять мрак, но его оказалось вполне достаточно. Пусть день посреди ночи и не помешал мертвой монашке наброситься на долгожданную еду, зато помог человеку, указав, куда нужно ударить.
Собственные кулаки, обмотанные полосками ткани, нарванными из рубашки, справились с костями мертвеца не хуже булавы, проломив череп и согнув пополам позвоночник. Монашка, намеревавшаяся поживиться беспомощным узником, вряд ли ожидала отпора, а потому не успела ни охнуть, ни вздохнуть, как присоединилась к своей повелительнице, потеряв способность передвигаться. Иоганн сдернул с ее пояса связку ключей и потратил последние секунды «света» на то, чтобы закрыть замок: убедиться в безопасности было важнее, чем все прочее, в конце концов, огнивом можно чиркать и в темноте.
Когда факел вновь загорелся, брат-инквизитор помимо воли еще раз посмотрел на пол кладовой, где трепыхались два тела, лишенных души и жизни. Как могло случиться, что обитательницы святого места, благословенного небом, пали так низко, став жертвами колдуньи? Почему их не защитило покровительство высших сил? Почему Всевышний не отвел беду от чад своих? Или они заслужили свою участь?
Касательно не слишком чистой души Ирен у Иоганна не было никаких сомнений, старушку-ключницу он прежде даже не видел, но и она вполне могла за долгие годы, прожитые на этом свете, нагрешить с лихвой. Да и была ли среди монахинь тарнского аббатства хоть одна невинная дева?
Была. И именно посредством ее тела в мир вернулось давно забытое зло.
Иоганн снял со стены факел и медленно пошел по коридору к лестнице, по пути осматривая другие кладовые в поисках того, что могло бы послужить оружием, ведь близилась битва, которую нельзя было проигрывать.
Линна попыталась разлепить веки, но ресницы удалось приподнять лишь на волосок, так, чтобы можно было хоть чуть-чуть разглядеть убранство просторного зала. Ряды длинных скамей, стрельчатые окна, сквозь которые проливался яркий дневной свет, чисто выметенные каменные плиты пола. Церковь? Да, очень похоже. Но тогда где-то должен быть и знак Всевышнего, крест. Как раз в той стороне, где находится она сама…
Понимание пришло неохотно, словно что-то ему отчаянно препятствовало, а когда очевидность происходящего молнией пронзила сознание, Линна судорожно вздохнула, и это оказалось большим, что смогла сделать женщина, бессильно повисшая на лямках ремней, подернутых под мышками и удерживающих ее в вертикальном положении: ремни свисали именно с креста.
Руки и ноги не двигались, делая вид, будто больше не слушаются свою хозяйку, да и голова все время норовила опуститься, полностью закрывая обзор, но шеей и всем, что находилось выше, еще можно было немного управлять. Впрочем, Линна не была уверена, что ей удастся хотя бы заплакать или произнести несколько слов, настолько сильным было оцепенение, стремительно расползающееся по телу.
Любой имперский ассасин был приучен к всевозможным ядам, однако этот состав, грубый и действенный, был чем-то отличным от всего, что знала женщина, висевшая на кресте. Чем-то необъяснимо властным, похожим на снадобья далекого прошлого, когда чародею было все равно, выживет его подопытный или умрет, приняв очередную порцию.
Борьба бессмысленна, по крайней мере в ближайшее время. Оставалось надеяться, что немота членов не останется постоянной и все-таки наступит миг, пусть сколь угодно краткий, но достаточный, чтобы предпринять хоть какое-нибудь действие. Правда, Линна не могла представить, на что можно потратить такой миг, даже если он и случится. Конрада нет рядом, а значит, он так и не услышит то, что она должна сообщить. И не услышит то, что ей хотелось сказать, пусть это и стало бы последним, что сорвется с немеющих губ…
Откуда-то издали раздались шелест и треск. Линна последним усилием разлепила веки, чтобы увидеть женщину, неспешно идущую через зал от высоких дверей к кресту. Красивую женщину, одетую в парчу. Она приближалась, словно пританцовывая, а небесно-голубые глаза ни разу не мигнули, зато светились торжеством.
— Вижу, ты все еще не распрощалась со своей душой? Не надейся, упрямство тут не поможет. Пройдет еще несколько минут, и твое сознание растает навсегда, освободив место для моего.
Линна вздрогнула, пусть и дрожали больше мысли, чем тело, но заговаривать со своей похитительницей не стала. Впрочем, та и не нуждалась в поддержании беседы с чьей-то стороны.
— Я не хотела причинять тебе вред. Я и вовсе не знаю, кто ты такая, но твое тело… — Изящная рука коснулась щеки пленницы. — Оно так похоже на то, которым прежде обладала я… Слишком похоже. И было бы глупо позволить ему переродиться раньше времени.
Женщина в одеянии аббатисы улыбнулась, одновременно кротко и алчно, от чего прекрасное лицо перекосила уродливая гримаса.
— Не переживай, ты даже не почувствуешь, как умрешь. Пусть это будет прощальным подарком. Милостью божьей.
Колдунья усмехнулась и подняла взгляд к потолку, туда, где под сводами молельни ворковали голуби:
— Скоро здесь будут твориться совсем другие молебны, и ты уже не сможешь заткнуть уши!
Уколоть руку путешественницы отравленной иглой оказалось делом настолько простым, что с ним справился бы и ребенок, не то что человек, забравший многие сотни жизней еще в первое свое пришествие на землю Невендаара и не собиравшийся терять время, получив возможность вернуться. А потом оставалось только доставить бездыханное тело в аббатство и подготовить все необходимое для перемещения душ: еще один бокал яда. Для себя.
Воплощение было куда более сложным делом, для которого непременно требовалось стороннее участие, а вот перебраться из тела в тело Эрхог могла и сама, без чьей-либо помощи. И в тот, прошлый раз, она чуть было не сбежала от наказания, только времени не хватило, да и выбирала слишком придирчиво, зато сейчас все складывалось наилучшим образом. Новая плоть? Готова, именно такая, какая нужно. Время? Сколько угодно, ведь барону потребуется время, чтобы собрать свое войско, а больше никто не потревожит покой аббатисы, вздумавшей уединиться в молельном зале. Все должно получиться. И все получится!
Эрхог опустилась на колени перед крестом. Конечно, такая поза претила колдунье, зато случайным наблюдателям должна была отвести глаза и уверить, что ничего необычного не происходит. Яд, помогающий душе расстаться с телом, уже начинал действовать, все сильнее и сильнее омертвляя кончики пальцев рук и ног. Пройдет не более четверти часа, и плоть онемеет, разрывая последние ниточки, руша последние преграды…
Эрхог блаженно улыбнулась, глядя на крест, и если сейчас кто-нибудь действительно вошел бы в молельный зал, то ничуть не усомнился бы, что женщина в одеянии аббатисы предается искренней и благостной молитве.
Конраду не требовались чьи-либо подсказки, он и так догадывался, где искать воплощенную в чужом теле душу древней колдуньи. Более того, был уверен, что та даже не собиралась пока покидать стены аббатства, потому что лучшего убежища невозможно и желать: находится оно на достаточном удалении от близлежащих городов и селений, защищено от неприятеля высокими и толстыми каменными стенами, способно держать осаду по меньшей мере в течение двенадцати дней, а то и дольше.
Нет, ей совершенно точно суждено было оказаться здесь, девице, еще сутки назад звавшейся Эвиэль, а теперь помышлявшей о…
Впрочем, насчет помыслов колдуньи Конрад не был уверен до конца, потому что и сам знал не слишком многого о бывшей хозяйке ныне управляемого им поместья. То, что она опасна и могущественна, вопросов не вызывало. Но какие мысли роились сейчас в ее голове? Вернула ли она свой дар во всей его полноте? Предприняла ли уже какие-нибудь действия или на время затаилась? Вопросов было слишком много, чтобы над ними задумываться, и сквайр сделал то, что мог сделать и без столь важных для себя ответов. Пошел по следу.
Взять стены аббатства приступом вряд ли получилось бы просто так, но калитка, прорезанная в
