германцы.
Канарис чуть было еще раз не воскликнул: «Да, именно так он и сказал?!», однако на сей раз что-то удержало его и от недоверия, и от непростительного восторга.
— Ну что ж, позиция фюрера заслуживает внимания, — задумчиво произнес адмирал. Если бы Гейдрих рассказал о звонке Гиммлера в самом начале их встречи, Канарис, очевидно, вообще воздержался бы от своей изобличительной речи.
— Как видите, адмирал, фюрер далеко не так беспечен и беззаботен, как некоторые из его военных советников.
На какое-то время за столом воцарилось напряженное молчание. Канарис прекрасно понимал, что его замысел не удался, ибо никто из этих людей в противостоянии фюреру поддерживать его не станет.
— И все же, как думаете, господа, — уныло спросил он, — когда фюрер намерен провести совещание с нашим участием?
— Уже после того, как наши войска подойдут к Минску и Киеву, — не стал церемониться с ним Мюллер.
— То есть боевые действия начнутся очень скоро?
Шелленбергу жалко было смотреть на шефа абвера. Он прекрасно понимал, чего стоило начальнику армейской разведки интересоваться у них, когда именно армия начнет свои боевые действия. Всем стало ясно: хотя фюрер еще и доверяет Канарису, иначе попросту убрал бы его с этого поста, тем не менее держит его на расстоянии и не рассматривает в качестве своего военного советника. А долго так продолжаться не может.
19
…Да-да, именно барон фон Штубер во время первой же встречи с ним в районе Ясс самым неожиданным образом вверг его в воспоминания, связанные с катастрофой дирижабля «Гинденбург», заявив, что буквально накануне войны с Советским Союзом Гитлер вдруг потребовал отчет о расследовании гибели этого супер-дирижабля.
— Как, разве это дело еще не закрыли?! — искренне удивился Гредер. — Я ведь в свое время лично возглавлял группу, которая занималась его расследованием. Возглавлял, правда, недолго.
— Поскольку лично отвечали за безопасность его полетов и даже чудом спаслись во время катастрофы. Впрочем, — смилостивился над ним Штубер, — об этом не будем.
— Однако в декабре 1938?го фюрер…
— Совершенно верно: грохнул по столу и сказал, что этой катастрофой мы опозорились на весь воздухоплавательный мир, а расследованием — рассмешили всю полицию Европы.
— Не перевирайте, Штубер, фюрер такого не говорил! — побагровел штандартенфюрер. — Не создавайте ненужных легенд и слухов, особенно когда речь идет о воле и словах фюрера.
— Согласен, я слегка утрирую. Но лишь в том, что касается словесного, а не душевного возмущения фюрера. Извините, штандартенфюрер, что речь идет о группе СД, которую возглавляли лично вы… Но ведь каждому понятно, что вы лишь возглавляли общее руководство, а самим расследованием занимался следователь гестапо штурмбаннфюрер Ютгер и трое его помощников. Кроме того, Геринг подключал своих людей и агентов абвера в США.
— Все это мне известно, — еще более нервно отреагировал Гредер. Разговор происходил в кабинете штандартенфюрера, в присутствии начальника отдела абвера при группе армий «Центр» генерал-майора Роттена, который хотя и молчал, но по его реакции нетрудно было догадаться, что разговор его явно заинтересовал.
Они все трое ждали звонка из штаба группы «Центр», который должен был внести ясность в вопрос о действии полка «Бранденбург» после вступления германских войск на территорию Украины, а также о взаимодействии при этом абвера и СД.
— Как известно и то, что к этому делу был подключен американский резидент абвера на Западном побережье США некий Янке, который затем стал экспертом по разведке и шпионажу у заместителя фюрера Рудольфа Гесса.
— Вы считаете, — взъярился Гредер, — что подключение к операции этого «китайского гробовщика» Янке[17] каким-то образом помогло комиссии? Или хотя бы потенциально способно было помочь?
— Занятие, которое он себе избрал, может быть, не самое уважаемое в этом мире, — возразил генерал Роттен. — Но, во-первых, оно долгое время служило ему надежным прикрытием, а во-вторых, он — из тех немногих агентов абвера, которые не только не выклянчивали у Берлина все новые и новые суммы денег, но и сами способны были содержать как минимум половину германской агентуры в США.
— И что плохого в том, что он, Янке, так старательно заботился о похоронах китайцев? — иронически заметил Штубер. — Правда, если бы с таким же успехом он заботился о том, чтобы «красных» китайцев становилось как можно меньше, тогда это могло бы навести на более основательные размышления. Тем не менее известно, что именно благодаря Янке и его агентуре удалось отработать несколько вариантов версий, которые, после тщательной проработки, отпали сами собой.
Гредер недовольно покряхтел, ему явно не нравилось, что Штубер затеял разговор о гибели «Гинденбурга», но в то же время стремился понять, почему фюрер решил возобновить расследование. Именно поэтому, выждав несколько мгновений, во время которых взоры всей троицы были примиряюще обращены на телефонный аппарат, Гредер все же вынужден был вернуться к этой в высшей степени неприятной для него теме. Потому что завтра Штубер мог исчезнуть где-то на бескрайних просторах украинского Подолья, причем исчезнуть навсегда, и тогда ему, Гредеру, придется искать объяснения через другие источники, пока что ему неведомые. А делать это, находясь здесь, в Бессарабии, причем не привлекая особого внимания к своему интересу, было сложно и даже рискованно.
— Так все же, господин барон, вам известны мотивы, побудившие фюрера вернуться к проблеме гибели дирижабля, при том, что в свое время он решил это дело закрыть.
— Видите ли, осталась неотвергнутой главная и наиболее неприятная для фюрера и Геринга версия — что якобы дирижабль «Гинденбург» был заминирован то ли абвером, то ли СД еще в Германии и взрывчатка была оснащена часовым механизмом. Расчет якобы был на то…
— Что за бред?! — возмутился Гредер, однако, не обращая внимания на его реакцию, Штубер продолжал:
— Так вот, наши секретные службы якобы рассчитывали, что этот гигант взорвется только тогда, когда окажется заякоренным на американской авиабазе Лейкхерст, и уже под охраной американских контрразведчиков и полицейских. Таким образом, нам, дескать, удалось бы и разнести половину американской авиабазы, и обвинить американцев, точнее, американских коммунистов, в террористической акции по отношению к «Гинденбургу».
— Но такие операции не совершаются без согласия высшего командования и высшего руководства страны! — вновь вспыхнул Гредер, понимая, что разговор принимает для него очень неприятный оборот. В конце концов, именно он отвечал за безопасность супер-дирижабля. И получается, что не без его ведома кто-то заминировал «Гинденбурга».
— Вот фюрер и хотел бы убедиться, что в стране не нашлось человека, который бы рискнул совершить подобный акт террористического безумия без его, фюрера, личного согласия. Понимаете, штандартенфюрер, он просто жаждет, чтобы его в этом убедили. Он хочет быть уверен, что такого не было и быть не могло. Но пока сомнения остаются. А ведь сейчас уже речь идет не столько о престиже Германии и ее дирижаблестроителей, сколько о верности фюреру, об управляемости наших спецслужб и их подконтрольности.
— Кроме того, — вновь вмешался в разговор генерал-майор от абвера Роттен, подтверждая тем самым, что знает об этом деле значительно больше, нежели можно судить по его внешне безучастному молчанию, — не следует забывать об уязвленном самолюбии генерального конструктора «Гинденбурга» Гуго Экнера, который, если бы не трагическая гибель его супер-дирижабля, сейчас был бы ведущим и
