— Ирина Сергеевна, а вы еще не считаете меня смешным?
Я посмотрела на его расстроенное лицо с капельками дождя, застрявшими в бровях:
— Нет, я не считаю вас смешным. Я думаю, что вы немного шизик…
— Это меня устраивает, — согласился он легко. — Это пожалуйста, шизики — люди не конченые…
В зал Дома моделей мы попали с третьим звонком и, пробираясь через ноги сидящих к своим местам, как-то сразу выключились из горестных и неприятных будней. Мы попали в атмосферу праздника, приподнятой взволнованности премьеры, радостной суеты нарядной жизни, которую мне доводилось видеть на сцене, на экране, в телевизионных программах, но просочиться лично почему-то не удавалось ни за какие коврижки.
Разноцветные скачущие пятна прожекторов, расплавленный металл приглушенного хард-рока. Цветы и скручивающийся в торнадо аромат французских духов. Посреди зала на длинный белый помост выходят тонкие, элегантные женщины и очень стройные красавцы мужчины, плавно кружатся, синкопированно двигаются, по какой-то внутренней команде замирают, демонстрируя таинственное, взволнованное, недоступное нашему пониманию искусство. Хореография конфекционна, ритуальные па удивительных туалетов, которые никто никогда не носит. Кроме манекенщиц на осенних показах новой коллекции мод.
— …Очень многих привлечет предлагаемая нами модель повседневного туалета деловой женщины… — вещала в микрофон главный художник-модельер, похожая своим пронзительным голосом и просторным яростно-красным платьем на пожарную машину.
Я не сомневаюсь, что наш главный, который так высоко ценит сезонные демонстрации новинок одежды трудящихся, безусловно, выгнал бы меня из редакции, если бы я явилась на службу вот в таком повседневном туалете деловой женщины. А думать о том, как посмотрел бы он на меня в вечернем платье, «глубоко декольтированном на спине и украшенном меховой накидкой», я просто боялась.
Мне всегда любопытно, для кого проектируют и шьют эти поразительные наряды.
Кто эти бесстрашные женщины, которые не боятся рассердить начальство своими вызывающими повседневными «деловыми костюмами» и недорогими вечерними платьями, отделанными «благородно- скромной норкой»?
А вдруг — жутко подумать — они вовсе не ходят на работу? Нет у них никаких начальников. И зависти менее нарядных сотрудниц поэтому тоже не опасаются. А сидят себе беззаботно в креслах рядом с нами.
Вот они, бойкие женщины, молодые и поношенные, красиво причесанные, в изысканном макияже, с радужно мерцающими блестками переливающихся камней на пальцах, запястьях, в мочках, на гладких и морщинистых шеях.
И одеты эти женщины-почитательницы художественного поиска нашего Дома моделей — вовсе не в изыски его модельеров и портных, а сплошь в ассортимент промтоварного магазина «Березка», не считая щеголих в натуральной закордонной «фирме».
Что же они тут делают? Наверное, то же самое, что и на всех модных спектаклях, скандальных вернисажах и знаменитых премьерах. Они демонстрируют себя. По-видимому, больше Дунька не рвется в Европу, она подтянула ее к себе для местного повседневного употребления.
И называется это гуляние словечком всеобъемлющим — «тусовка».
Я подтолкнула локтем Ларионова:
— Пошли?
Он удивленно взглянул на меня:
— А вам для задания не надо досматривать?..
— Нет. Читатели получат из моего отчета исчерпывающее представление о направлении моды в этом сезоне…
Когда мы вышли на улицу, я поинтересовалась:
— Так в чем же вас обвиняет следователь?
Ларионов грустно усмехнулся:
— О, это большой и печальный список. Хулиганство, умышленная порча государственного имущества, причинение телесных повреждений…
— А вы причинили Чагину телесные повреждения?
— Наверное, — неуверенно предположил Ларионов. — Скорее всего у него сотрясение спинного мозга…
Дождь угомонился, ветер стих, я и сама не заметила, что мы идем по улице через тихий слепой осенний вечер, туманно-серый, пахнущий палой листвой, бензином, мокрой землей.
Ларионов предложил:
— Может быть, зайдем куда-нибудь, поужинаем?
— Наверное, никуда не попасть…
— Почему? — решительно не согласился он. — Вот кафе «Зенит», я сегодня в нем обедал, договорился, что приду ужинать. Очень вкусно кормят…
Я рассмеялась:
— Какой же вы, однако, предусмотрительный человек.
— Что делать! — обрадовался Ларионов. — Мне сказали, что по вечерам здесь играет замечательный джаз.
Я с интересом посмотрела на него:
— Послушайте, Ларионов, а вы что, ухаживаете за мной?
Он снова привычно засмущался, пожал плечами, неуверенно ответил:
— Ну, нет, наверное. Хотя, с другой стороны, мне бы хотелось сделать вам что-нибудь приятное. — Помолчал, подумал и спросил: — А может быть, это и есть ухаживание?
В кафе было полно народу, но стол, обещанный Ларионову, дожидался нас. На столе красовались кувшин сока охряного цвета, бутылка шампанского, ваза с фруктами и лоточки с увядшей закуской. Видимо Ларионов твердо запланировал этот ужин еще до встречи около кинотеатра. И до своего похода к следователю! Стол был наверняка оплачен им заранее.
— Что будем есть? — спросил Ларионов.
— Да что дадут, — сдалась я сразу на милость извечного победителя — общепита.
— Нет-нет, здесь действительно вкусно готовят, — заверил Ларионов, подошел к официантке, что-то быстро ей сказал. Мы еще толком не расселись на своих стульчиках, а нам уже принесли две огромные отбивные с жареной картошкой.
Официантка предложила:
— Вам открыть шампанское?
— Нет, спасибо, я сам, — отпустил ее Ларионов, взял в руки тяжелую зеленую бутылку с чалмой из серебряной фольги и стал откручивать ее проволочные удила. Пена энергично рвалась на волю — хлопнуть, забушевать, всех облить в последний раз, но Ларионов открыл для нее маленькую щелочку, и она, зашипев пронзительно, устало вздохнула, еле слышно чпокнула и выплеснулась в бокал аккуратной пузыристой шапкой над соломенно-желтым вином. Ларионов протянул мне бокал, мы чокнулись, и я спросила:
— А пьем-то за что?
— За все хорошее в этом мире. За его неожиданность, за беду и боль в радости, за встречи. Да пьем за все! — махнул он рукой и отпил из своего бокала?
Мы сидели неподалеку от маленькой эстрады. Сейчас она была пуста, а на пустых стульях лежали отсвечивающие металлом и лаком инструменты.
Ларионов кивнул на эстраду:
— Они, наверное, ужинают, скоро придут…
Он сказал это с чувством ответственности за организацию развлекательно-гастрономической приятности мне. Я отрезала кусок отбивной, откусила и поразилась ее сочности, свежести и вкусу. С удивлением спросила его:
— Это как же вам удалось уговорить их сделать такие отбивные?
— Я старался, — гордо сказал Ларионов. — Просил их очень заинтересованно.
Я засмеялась:
