Они оказались в длинном, белом, похожем на гробницу сооружении, опоясывавшем по периметру место гибели кораблей. Коноэ услышал взволнованные голоса и увидел двух пожилых людей в дальнем конце, стоявших перед громадной мраморной доской с высеченным на ней большим количеством имен. Четверка быстро пошла вдоль галереи мимо нескольких американских туристов, которые разглядывали их с молчаливым любопытством. Японцы остановились перед доской, простиравшейся от пола до потолка и от стены до стены. Внизу по центру огромным буквами было выбито: «В память о погребенных здесь героях, отдавших свои жизни в бою 7 декабря 1941 года на корабле ВМС США „Аризона“».
Коноэ не почувствовал жалости. Он смотрел на колонки с именами и вспоминал Токио, налет, свою семью, кенотаф в эпицентре ядерного взрыва в Хиросиме с десятками тысяч имен погибших, а здесь потопленные корабли, хранящие кости нескольких дюжин каких-то «героев». Нет! Ни одна его слеза не прольется здесь.
— Банзай «Акаги»! Банзай «Кага»! — вдруг заорал Футабатэй, выбрасывая кулак в сторону имен на камне.
К прославлению авианосцев, атаковавших Перл-Харбор, присоединился Нака.
— Банзай «Секаку»! Банзай «Цуйкаку»!..
— Что, черт возьми, происходит? — проревел кто-то сзади.
Обернувшись, Коноэ обнаружил направляющуюся к ним группу туристов, возглавляемых восемью здоровенными мужчинами старше среднего возраста в нелепых остроконечных шапках с надписью «Пост 109».
— Какого черта, япошки, вас принесло сюда? — бросил сквозь сжатые губы высокий светлолицый мужчина с огромным животом, перевешивающимся через ремень. Поправив шапку и наклонившись вперед, он приблизил к Коноэ злобное лицо дьявола из индуистского храма.
Лейтенант ответил дьяволу:
— Мы не япошки — мы солдаты императора. — Он услышал знакомый «попыхивающий» звук двигателя приближающегося вельбота. — И мы уходим.
— Хрен уйдешь. — Восьмерка приблизилась плотной стеной. — Солдаты императора, говоришь? Ха! — прохрипел толстяк. — Мы легионеры! Видали мы этого императора! А не ты ли убивал здесь этих людей? — И он показал на стену.
Лейтенанта охватил приступ первобытной ярости. Безумный гнев проснулся в нем такой же неудержимый, как и тогда, когда он стоял лицом к лицу с Брентом Россом на ангарной палубе, — безумие без страха, без сомнений. Он открыл рот, но кто-то его опередил:
— А кому ты служил, когда ты уничтожал Токио, Иокогаму, Кобе, Хиросиму, Нагасаки…
— Оставьте их в покое, они надрали задницу Каддафи, — раздался крик в задних рядах.
— Ерунда! — крикнул через плечо высокий легионер. — Они старались для Японии, а не ради нас. — Он показал пальцем на имена. — Они погубили наших ребят!
— И эти сволочи потопили «Нью-Джерси» и «Тараву»! — визгливо завопил чей-то голос.
— Банзай «Хирю»! Банзай «Сорю»! — демонстративно заорали Нака и Футабатэй.
— Они с авианосцев, которые и натворили все это! — закричал один из легионеров. — Выкинем их вон!
Раздались вопли зевак, и здоровяк замахнулся. Но Коноэ легко поднырнул под его руку и снизу нанес кулаком, утонувшим по самое запястье, удар в огромный мягкий живот, задрожавший как желе. Дыхание здоровяка обожгло ему ухо.
— Сраный джеп! — Жесткие костяшки пальцев врезались сбоку в голову японского офицера, и он почувствовал, как клацнули его зубы, прикусив язык; во рту появился солоноватый привкус крови. Удар развернул Коноэ, и он, продолжая поворачиваться, правой ногой нацелился в горло толстяка, желая поразить того смертельным ударом. Но попал каблуком сбоку по шее, лишь частично задев горло. Прижав руки к шее и тяжело дыша, словно идущий под нож гильотины приговоренный к смерти, толстяк упал на пол, как сдувшийся воздушный шарик.
Через секунду японцы и остальные легионеры сплелись в диком и орущем клубке драки. Физически подготовленные японцы, даже старые Футабатэй и Нака, были слишком изворотливы и быстры для своих затяжелевших, нетренированных противников. Нака с криком побежал и прыгнул, пытаясь сбросить ногами отступавшего американца, через проем в стене в воду.
Но Мотадзуки сбили с ног, и два легионера, сидя на нем, обхаживали его кулаками, будто молотами. Коноэ прыгнул и очутился наверху свалки. Ударил. Рукой. Ногой. На него навалилась толпа. Раздались крики. Ругань. Блеснули вспышки камер. Вопли боли. Потом голос Ацуми, эхом прозвучавший в длинном темном туннеле:
— Прекратите! Прекратите!
От мраморной доски завибрировал голос громадного американца:
— Оставь это дерьмо. Я отправлю всю эту срань в камеру.
Огромные руки сграбастали Коноэ и поставили на ноги. Капитан третьего ранга Ацуми грубо толкнул его к стене и угрожающе махнул дубинкой. Позади него японские матросы-охранники, американский береговой патруль, военная полиция и экипаж парома растаскивали дерущихся к противоположным стенкам.
— Позор! — пробормотал Ацуми. — Позор!
Коноэ оставалось лишь смотреть на свои ноги.
Брент Росс передвинулся на дальний край стола, когда группа офицеров один за другим вошла во флагманскую рубку. Сначала ввели лейтенанта Коноэ и военного летчика Мотадзуки. Оба они были растрепаны. В черных волосах Мотадзуки виднелась свежая ссадина. Один глаз Киити почти заплыл, а его зеленая форменная рубашка на груди была измазана пятнами крови. Коноэ пострадал не слишком сильно: содранная кожа на левом ухе и щеке, разбитые губы и поцарапанный лоб. Летчики навытяжку стояли у переборки рядом с адмиралом Фудзитой.
Прибыл контр-адмирал Арчер, он отдувался, пыхтел и был явно встревожен.
— Я поймал сообщение на аварийной частоте Харбора, — со свистом выдохнул он, когда кэптен Роудс помог ему сесть на стул. — Команда парома подумала, что началась третья мировая…
— Нет! — рявкнул Фудзита. — Из-за некоторых никогда не кончится вторая мировая. — И он бросил испепеляющий взгляд на Коноэ.
Летчик еще больше вытянулся.
— Это полностью моя вина, и я за нее отвечаю, — проговорил он сквозь разбитые губы.
— Ха! Настало время поговорить о чьей-то вине, — съязвил Арчер.
— Сэр, — вдруг попросил Мотадзуки, — можно я доложу?
— Давай, летчик.
Запинаясь, рядовой описал невероятную череду событий, которая привела к стычке.
— Достаточно, — остановил его Арчер. — Но кто начал драку?
— Неважно, сэр, — встрял Коноэ. — Я был единственным офицером — отвечать мне.
— Молчать! — скомандовал Фудзита. — Продолжайте, пилот Мотадзуки.
— Американцы напали первыми! Это агрессоры! Мы только защищались!
— Черт побери! — взорвался Арчер. — И это говоришь ты, после Перл-Харбора. Я был энсином на…
Марк Аллен вскочил на ноги, сжав кулаки, его лицо побагровело.
— О Боже, Тэйлор! И ты туда же. Вы все продолжаете жить прошлой войной! — Он рассек рукой воздух. — Эти люди истекали кровью в Средиземном, уничтожая арабских психов, спасая наши задницы и своего главного союзника от неизбежного поражения. Разве никто этого не помнит? Разве кого-нибудь это волнует? Разве кто-нибудь оценил понесенные жертвы? Мы потеряли шестьдесят три летчика, семьдесят два авиаспециалиста, сорок два артиллериста и продолжаем подсчитывать погибших после попадания двух торпед.
Брент видел, как глаза Фудзиты хитро бегали с Аллена на Арчера и обратно. Он был убежден, что перепалка доставляет старику удовольствие. Собравшиеся в каюте пристально смотрели, как Арчер хотел резко возразить, но агрессивность уступила место согласию.
— Разумеется, мы ценим. И мы знаем, что ваши люди гибли за нас. — Он постучал по столу пухлыми
