отелем назвать данное помещение можно лишь с определённой натяжкой. Две кровати по стенам, маленький телевизор 'Funai' на пыльном холодильнике и совмещённый санузел за стенкой, с постоянно текущей водой, отчего на дне унитаза образовалась большая коричневая полоса.
Николай Иванович лежал на левой кровати под капельницей и уже не стонал. В его глазах читалась жалость к себе, обречённость и желание скорейшего разрешения страданий.
Алексей вошёл в палату без стука, и после приветствия отрекомендовался: 'Шпекин Алексей Петрович – врач анестезиолог-реаниматолог. Буду обеспечивать Вам анестезиологическое пособие'.
– Пособие, простите чего?
– Анестезиологическое пособие. Наркоз, одним словом.
– А вы значит анестезиолог? Надеюсь это у вас не первый наркоз?
– Ну, как Вам сказать. Вообще то в Мстиславске первый. Но приходилось много работать в ординатуре.
Внезапно генералу стало абсолютно наплевать на этот город, на молодого, нахального анестезиолога и на собственную жизнь. Хотелось, чтобы всё скорее закончилось. И если предначертано умереть, так пусть так и случиться. Хорошие похороны. Венки. Траурные речи. Слёзы жены и полной идиотки дочки.
– Поживут они без меня, – злорадно подумал посудоноситель, – наплачутся.
Между тем Алексей преступил к сбору анамнеза. Оказалось, что генерал достаточно крепенький для своих сорока семи лет. Перенёс всего лишь две операции, аппендектомию в детстве и гастротомию в прошлом году. Из перенесённых заболеваний свинка в милицейской школе, когда переболело тридцать процентов личного состава и гонорея двукратно. Первый раз по молодости. А второй уже в зрелые годы от прапорщицы с вещевого склада из Иркутска. Лечился вибромицином с трихополом. Жена всё равно прознала и устроила скандал с битьём посуды и лица. Изредка подскакивает давление и аденома мучает.
Послушав трубочкой и измерив, давление, Алексей принялся мять генеральский живот, пытаясь нащупать стеклянный предмет. Но тщетно. Питания милиционер был повышенного.
– Что стакан ищешь? – недовольно пробурчал Михайлов.
– Нисколько. Печень у вас увеличена. И прилично. Сантиметра на четыре. Следует паузу сделать, для алкоголя, хоть на пару месяцев.
После осмотра Алексей вернулся в ординаторскую и уселся писать историю болезни.
Через десять минут дверь приоткрылась и в помещение вошла сестра-анестезист, Светка Креветкина, девка вертлявая и во всех отношениях гнусная.
– Алексей Петрович, – стреляя глазками и манерно гримасничая, начала разговор соратница по профессии, – кислорода осталось половина баллона, закиси азота нет. Остальное я присоединила и включила. Хирурги моются. Больной на столе. Вас спрашивают.
– Скажи что иду.
В предоперационной толпился народ. Человек пять. Все они были одеты в бельё явно не по размеру, поэтому автоматы Калашникова контурировали на них излишне. Из-под халатов торчали ноги в камуфляже. На ботинки надеты тряпичные бахилы. Бритые головы венчали уродливые, бывшие в употреблении колпаки. Маски плотно прилегали к физиономиям, завязки едва сходились на затылках, маячили красные мясистые носы. Абсурдность ситуации подчёркивали, глупые, испуганные глаза, как у жирафа по ошибке заглянувшего в Государственную Думу.
В операционной шла интенсивная подготовка к крупномасштабным оперативным действиям. На столе распласталось тело генерала. Стояла капельница. В организм, медленно и беспрепятственно проникал чудодейственный физиологический раствор. Поблизости находился Костя Живорезов в хирургическом облачении. Поскольку в наручниках оперировать неудобно их застегнули на лодыжках. Длинная цепь соединяла пленённые ноги с руками уже известного сумоиста. Операционного халата шестьдесят шестого размера не нашли, поэтому крупногабаритного охранника облачили в противочумный костюм. Он стоял словно статуя командора. Казалось ещё немного и раздастся голос Дон Гуана: '…о, тяжело пожатья каменной его десницы'. Из-под целлулоидного забрала виднелась красная, выражающая высшую степень ответственности физиономия. Содержимое средства бактериологической защиты потело. Выдержать подобного рода пытку может исключительно милиционер, выполняющий приказ.
Алексей зашёл в операционную и по достоинству оценил комичность ситуации.
– Вас Константин Михайлович охраняют как VIP-персону. Ещё немного и вашу замечательную особу будут путать с личностью премьер министра.
– И не говорите Алексей Петрович, но наручники у него вероятно лучше. У меня просто металлические, ему же по должности положены платиновые.
– Это вы напрасно, за два процента такие не заработаешь.
– Ну, это как работать, если по шестидневной неделе, так ещё останется.
– Не разговаривать, – перебил замечательный диалог, вошедший не ниже капитана, – и вообще здесь запрещается…
Что запрещается, никто не понял, поскольку Алексей начал священнодействовать. Для простого человека это просто слова, но для людей просвещённых, близких к анестезиологии и хирургии это музыка, словно токката ре минор И.С.Баха, аж мурашки по спине.
– Премедикация. Атропин, сибазон, фентанил, димедрол.
– Фентанила один?
– Два.
– Вводный. Тиопентал триста. Релаксация. Листенон. Сто шестьдесят. Ларингоскоп. Интубация. Давление?
– Сто пятьдесят на девяносто.
– Отлично, кетамина двести. Дормикум пять. Медленно.
– Двести введено. Дормикум в вене.
Не разговор, а песня. Словно в центр управления полётами попал. Не наркоз, а сказка.
– Можно разрез, – скомандовал Алексей.
Костя взял скальпель и сделал широкий разрез. Тонкой струйкой потекла кровь. Волостных принялся электрокоагуляцией и пинцетом останавливать кровотечение. Живорезов продолжал иссекать старый рубец. Внезапно раздался грохот. Словно шкаф упал. Ещё через секунду на полу в полном недоумении очутился Костя. Оказалось, что повалился боец в противочумном костюме. От вида крови, жары и полноты впечатлений сознание покинуло гигантское тело. Организм низвергся на кафельный пол, несколько раз дёрнулся и затих. Но поскольку низошедшее тело было приковано цепью к ногам мастера, то последовал рывок и хирург, не заставляя себя долго ждать, в полной стерильной амуниции низвергся под стол. На грохот в операционную влетел полковник, в колпаке набекрень, без маски и злой. Понять, что стряслось, было сложно. Поэтому, чтобы не терять времени, он принялся ногами пинать распростёртую и защищённую от чумы тушу омоновца.
– Вставай сволочь! Вставай, – кричал разгневанный начальник, – где Живорезов?
Однако, увидев, что и хирург, на рабочем месте, то есть на полу успокоился. К телу подскочила Светка Креветкина и стащила противочумный колпак. Голова с силой ударилась об пол.
– Ему на воздух надо. Смотрите, какой бледный. Эй, нашатыря принесите – заголосила жалостливая сестра милосердия.
Полковник подошел к организму, наклонился и спросил, – как вы себя чувствуете сержант?
В это момент тело зашевелилось и выполнило несколько странных, конвульсивных, движений. Алексей хотел предупредить полковника, но было поздно. С видом зевающего бегемота, сержант напрягся и полным ртом поделился с полковничьими ботинками полновесным обедом упитанного россиянина. Вырвавшийся в результате замечательного действа звук, органичным симфонизмом слух не ласкал. Содержимое желудка, блюду с праздничного стола в Метрополе также не соответствовало. Его было не меньше трёхлитровой кастрюли. Меню угадывалось. Здесь обретались варёная колбаса, и едва разжёванные макароны.
– Ах, ты сволочь какая. Сколько жрёшь. Обожрался гад. Не вмещается уже, – заорал разгневанный полковник.
Ему пытались объяснить, что при обмороках, рвота есть явление частое, но всё было тщетно. Фёдор Сергеевич орал и топал ногами так, что пол вибрировал, а на первом этаже в терапии осыпалась
