Тело сенатора тем временем стало удлиняться, испускать черный дым и терять привычные очертания. Затем этот клубящийся сгусток дыма потянулся к вентиляционной решетке: Черный призрак не хотел сражаться, он собирался просто бежать.
Расставив ноги, будто для стрельбы из пистолета, Даша навела на беглеца указательный палец и крикнула: „Бах-бах!“
Черный призрак завизжал, завертелся в воздухе и фосфорически запульсировал, затем опустился на диван под пейзаж Ван Гога. Однако это уже вновь был сенатор Колмен в своем натуральном облике. Целясь в него пальцем, Даша сделала шаг к дивану. Сенатор взирал на нее, точно кролик на удава. Даша вдруг резко чиркнула пальцем по воздуху. И в тот же миг ремень из брюк сенатора пополз по его груди и обвился вокруг горла. Сенатор распахивал рот, как рыба на берегу. Пытаясь избавиться от удавки, он побагровел.
Переглянувшись, Илья и Даша молча направились к двери. Дверь перед ними открылась и, когда они вышли, закрылась сама собой.
Тут сенатор Колмен сдернул наконец с горла ремень и с отвращением швырнул на ковер. Ремень лежал неподвижно, не проявляя никакой агрессивности. Сенатор вновь схватил телефонную трубку и дрожащей рукой кое-как набрал номер. Когда в трубке отозвались, он скороговоркои запричитав:
— Хуан, это была она! Это невыносимо, Хуан! Пора собрать всех наших… Нет-нет, я не смею тебе указывать, Хуан! Просто я на пределе!
И, упав перед телефоном на колени, сенатор заскулил по-собачьи.
„Жигуленок“ вела Даша, Илья пристроился с ней рядом. Они столь оживленно обсуждали акцию с сенатором, что не заметили, как Глеб на заднем сиденье обрел видимость. Разглядев наконец его в зеркальце, Даша спросила
— Ну и как мы выступили?
— Блеск! — тихо похвалил Глеб. Он дремал. Илья обернулся:
— Старик, ты чего? Притомился?
— Двенадцать секунд, — сквозь дрему пробормотал Глеб.
— В смысле? — Илья в недоумении перевел взгляд на Дашу.
— Ша, Гольдберг! — прошептала Даша. — Дай ему отдохнуть!
Они продолжали разговор шепотом, однако двенадцати секунд Глебу явно не хватило. Он встрепенулся лишь у дома Ильи и повторил свою похвалу.
— Просто блеск. Получилось лучше, чем я ожидал.
— Посиди в машине, — предложила Даша. — Илюшку я сама провожу.
— Ну прямо! — Глеб приоткрыл дверцу. — Ты, конечно, ведьма, но телохранителем работаю я.
Они проводили Илью вместе, как обычно, до квартиры, затем сразу же поехали к Колесниковым. Даша гнала „жигуленок“ с непривычной для себя лихостью, а Глеб дремал на ее плече.
Даша не могла скрыть тревоги.
— Ты в порядке, любовь моя?
— А то! — отозвался Глеб, не разлепляя век. — Еще десять секунд — и порядок.
У дома Колесниковых они опять вышли из машины вместе и поднялись в квартиру. Глеб улыбался и шутил, но, казалось, двигался под наркозом.
Варвара Львовна обрадовалась им обоим. Она уже довольно бодро перемещалась по дому и на Лёню с Гулей не могла нахвалиться. Саша и Таня также выглядели почти счастливыми. Так что крутые представители 9-го „Б“ как бы купались в лучах славы. Уводя их с собой, Глеб твердо пообещал старушке в самое ближайшее время сделать наконец в их квартире ремонт.
В машине Лёня и Гуля азартно обменивались шпильками с Дашей, а Глеб вновь дремал на ее плече.
Ведя его к подъезду, Даша предупредила:
— Осторожно, мой маленький, не споткнись.
— Не волнуйся, мамуля, — ответил Глеб, вися на ее плече. — Сейчас приму ледяной душ и рассонюсь.
Но от ледяного душа она его избавила, сразу уложив в постель.
— Спи, мой невидимка, — сказала Даша, покрывая его лицо поцелуями. — Спи семнадцать секунд, потом — еще двадцать и еще пятьдесят.
— Надо бы душ принять… — пробормотал Глеб и заснул.
Посидев с ним какое-то время, Даша взяла телефон, закрылась на кухне и позвонила Стасу на мобильный. Узнав Дашин голос, рыжий победно объявил:
— Вроде достал. Утром еду забирать. Прямо с фургончиком.
— Отлично! — обрадовалась Даша. — А не надуют?
— Завтра увидим.
— Э-э, Стас… Ты меня так не пугай!
Рыжий хохотнул.
— А ты не пугайся. Все будет тип-топ.
— Ой, смотри! Про записи не забыл?
— Помню, Даш, не волнуйся. Утром позвоню.
Положив телефон на холодильник, Даша задумчиво прошлась по кухне. Затем вернулась в комнату, присела на постель и, склонясь над Глебом, прошептала:
— Спи, любовь моя. Ты под охраной.
Глава четвертая
Даша легла лишь глубокой ночью, обняла спящего Глеба и заснула так крепко, что телефонного звонка даже не услышала. Зато Глеб проснулся мигом, вскочил, свежий как огурчик, и ринулся на кухню.
Телефон верещал на холодильнике. Была суббота, и за окном накрапывал дождь. Весна капризничала.
Звонил олигарх Лосев.
— Если мы срочно не встретимся, хуже будет, — заявил он, не поздоровавшись. По голосу было заметно, что Виталий Петрович нервничал. Очень нервничал.
— Кому? — спросил Глеб.
— Что „кому“?
— Будет хуже.
— Тебе, умник! И Дашке!
— Заботитесь, значит?
— Только о себе! Задницу уже припекает!
— С чего бы? Кризис на бирже?
— Брось придуряться! — Голос Лосева сорвался на крик. — После вчерашних Дашкиных гастролей — сперва в школе твоей, потом в номере сенатора!.. — Олигарх аж задохнулся. — У меня теперь такой геморрой, что… Откуда в ней это взялось?! Ведь с детства ничего похожего не было! Твои небось штучки, паскуда!
Поморщившись, Глеб отодвинул трубку от уха.
— Перестаньте визжать, — потребовал он. — Ближе к делу.
Олигарх примолк, пытаясь взять себя в руки.
— Предлагаю сделку, — произнес он почти спокойно. — Давай встретимся, обсудим.
Глеб вздохнул:
— Чему быть, того не миновать.
— Ты о чем? — насторожился Лосев.
— Так, поток сознания. Когда и где, Виталий Петрович?
