– Вы же здесь не стояли, – возмущалась Зинаида Павловна. – Неужели трудно вести себя прилично хотя бы в день восьмого марта?
– Тётка, прикрой рыгалку! – улыбчиво посоветовал один из парней. – Достала, блин!
– Жизнь коротка, – ввернул другой. – Зачем ее себе еще укорачивать?
Глеб подошел и сказал:
– Дуйте отсюда оба. Чтоб пятки сверкали.
– Чего-о? – искренне удивился парень номер один. Причем смотрел он почему-то не на Глеба, а на пакет с йогуртами в его руке. – Ты мне, что ль, грозишь?
Номер два отреагировал по-другому. Похоже, он был философ.
– Мужик, слышь, что говорю? Жизнь, говорю, коротка.
– Не, Андрюх, ты глянь, – вновь вступил номер первый, – он мне грозит, членосос этот.
Теперь этим двоим плевать было на бананы. Народ с интересом наблюдал за развитием событий. Глеб отдал свой пакет завучу.
– Подержите-ка, я мигом.
Завуч повисла у него на руке.
– Глеб Михайлович, ради Бога!
– Что за базар? – осведомился третий жлоб, возникший как из-под земли. Выглядел он более накачанным и наглым, чем два его брата по оружию. Рожа его, однако, показалась Глебу смутно знакомой. Где-то она уже мелькала. Парняга тоже глянул на Глеба пристально… и вдруг побледнел. – Француз? – уточнил он, будто не веря глазам.
– Ну. – Глеб шагнул в его сторону. Парень выставил вперед ладони.
– Нет вопросов. Мы сваливаем.
Подхватив дружбанов своих за куртки, он потянул их прочь. И голос одного из них донесся метров с пятидесяти:
– Правда, что ли, Француз?
В процессе покупки фруктов трепещущая завуч не вымолвила ни слова. Лишь когда они сели в “жигуленок”, Зинаида Павловна решила все же спросить:
– Почему француз?
– Потому что преподаю французский, – ответил Глеб, выруливая меж фанерных ящиков.
– Глеб Михайлович, я знаю, что вы преподаете французский. Им-то что с того?
– Ну, видимо… этот язык вызывает у них уважение.
– Право слово, Глеб Михайлович, даже не представляю, как этот инцидент квалифицировать.
– Как всенародную славу.
– Послушайте… да вы надо мной издеваетесь.
– Догадался Штирлиц.
Завуч рассмеялась:
– Глеб Михайлович, вы невыносимы!
И вплоть до момента, когда они позвонили в дверь директорской квартиры, Зинаида Павловна непрестанно хихикала и поправляла на голове платок.
Директор открыл им, кашляя, хрипя и улыбаясь. Глеб и завуч вошли, разделись и вручили ему пакеты с гостинцами. Иван Гаврилович засмущался было, запротестовал, но в итоге принял все как положено. Глеб и завуч тактично выспросили, где и что у него болит, и, как водится, засыпали больного медицинскими советами. Директор внимал коллегам с интересом, поглядывая, однако, на часы. При подобных обстоятельствах визитерам следовало бы откланяться, но Зинаида Павловна очертя голову принялась вываливать на кашляющего старичка бесконечные школьные неурядицы. Глеб мысленно ей поаплодировал. Отказаться от обсуждения директор не мог, но явно стал нервничать.
– Зинаида Павловна, – не выдержал он наконец, – денька через три я выйду на работу. Может, проблема с уборщицей подождет?
Завуч поперхнулась, словно от тычка.
– Да, Иван Гаврилович… конечно… Просто я думала, что… Извините, я вас утомила. Пойдемте, Глеб Михайлович.
Глеб меж тем перемещался по комнате и рассматривал книги. Книг было множество.
– Минутку, у меня аж глаза разбегаются. Не возражаете, Иван Гаврилович?
На сей раз улыбка далась директору с трудом.
– Конечно, Глеб Михайлович, изучайте на здоровье. Вам чай или кофе?
– Спасибо, Иван Гаврилович, – залепетала завуч, – мы уже уходим…
– Кофе, – ответил Глеб, – и покрепче, если можно.
– У нас все можно, – раздраженно кивнул директор. Он даже кашлять перестал. – А вам, Зинаида Павловна?
