Жернова были небольшими, менее трех футов в поперечнике. Вторая рота уже вытесывала из гранита новые жернова диаметром в шесть футов, но эта работа займет еще месяц, если не больше. Однако и такая мельница казалась Суздальцам чудом. Каждый день у ее дверей выстраивалась очередь из крестьян, большинство из которых приходили пешком, но некоторые приезжали на небольших телегах, груженных спелой пшеницей. Всем им нужно было перемолоть зерно.
Расценки, о которых Эндрю договорился с Ивором, были очень просты — одна десятая муки причиталась мельникам, и, как следствие, теперь у полка появилась возможность есть свой собственный свежий хлеб, так как оказалось, что один из артиллеристов О’Дональда в мирное время был пекарем, и теперь он занимался устройством сразу нескольких печей, чтобы хлеба хватало на всех.
Вслед за холмом располагалось последнее из хозяйств, организованных на Мельничьем ручье. Плавильня и горн были пока невелики, и диаметр черпакового колеса равнялся всего лишь десяти футам. Но Майна уже поговаривал о том, чтобы зимой расширить производство и к весне установить двадцатифутовое колесо.
Из кирпичной трубы валил дым, и с каждым поворотом колеса, раздувавшего кузнечные меха, в воздух взметался сноп искр.
С плавильней было больше всего возни. Потребовались усилия половины полка, чтобы справиться со всеми трудностями. Почти сто человек неделями валили лес и под руководством нескольких углежогов с севера Мэна изготовляли сотни бушелей древесного угля относительно приличного качества.
В каменоломне за рекой вовсю орудовали новыми инструментами солдаты второй роты, кроша молотками известняк, который добавляли в руду в процессе обжига, чтобы отделить металл от ломкого стекловидного шлака. И еще был рудник. Выше в холмах пятьдесят человек не покладая рук долбили кайлами породу, вырубая из нее куски руды, снося их потом вниз к плавильне.
Множество солдат занимались возведением плотины, которая достигла уже почти двенадцати футов в высоту, а в итоге должна была подняться на все двадцать два, чтобы вода смогла поворачивать большое колесо, призванное в будущем заменить нынешнее, десятифутовое.
Остальные помогали кожевникам изготавливать мехи из двух коровьих шкур и сооружали над плавильней огромный земляной скат для сбрасывания в огонь кусков руды, древесного угля и крошеного известняка.
Выше по реке, за городом, у Суздальцев имелись печи для обжига кирпичей, и в обмен на десять дюжин бушелей флетчеровской пшеницы и несколько тысяч футов хьюстоновских досок полк получил достаточное количество кирпичей, чтобы сложить из них плавильную печь.
Эндрю уже обратил внимание на то, что цены, устанавливаемые Суздальцами, начали кусаться, и решил, что одной из важнейших задач на ближайшее будущее станет строительство кирпичного заводика, так как кирпич был нужен и растущему Форт-Линкольну, и различным производствам вдоль берега ручья.
— Мы готовы начать, с вашего позволения, господа, — доложил один из людей Майны при появлении своих командиров.
Их ожидала настоящая делегация, включавшая представителей методистов, получивших после ожесточенных споров право первыми сделать заказ у литейщиков на колокол для своей церкви.
Сегодня работы было не так много. Майна подсчитал, что сегодняшняя плавка даст около пятисот фунтов железа, которое будет передано Данливи и его подмастерьям сразу после того, как остынет. Литейная форма для колокола была вылеплена из глины, и когда в ней соберется достаточное количество металла, она расплавится.
Присмотревшись, Эндрю увидел, что здесь собралось около половины всего полка — так много народу участвовало в осуществлении этой затеи. В их нетерпеливых взорах, направленных на печь, явственно читались гордость и восхищение.
— Господин полковник, — выступил вперед смуглый солдат, — мы с ребятами, которые трудились тут, были бы рады услышать от вас пару слов.
Эндрю перевел взгляд на широко осклабившегося Джона. В полку посмеивались над тем, что профессор, чья довоенная работа заключалась в постоянных выступлениях перед аудиторией, становился на удивление косноязычным, когда ему приходилось обращаться с речью к солдатам.
Эндрю обвел взглядом своих людей и доброжелательно усмехнулся.
— Я горжусь всеми вами, — возвысил он голос. — Горжусь, что вы, закаленные в боях солдаты Союза, — лучший из полков Потомакской армии.
Все довольно заулыбались при упоминании этой прославленной армии северян.
— Я горжусь тем, что вы из Мэна, лучшего штата Новой Англии, — продолжил он, и по рядам пронеслись одобрительные возгласы, смешанные с язвительными шуточками в адрес соседних штатов. — Эта литейная мастерская станет тем местом, откуда возьмет начало множество других наших проектов на зависть всему здешнему миру.
Тут Эндрю пришло в голову, что он нечаянно обидел тех, кто участвовал в других предприятиях.
— Не забудем про наших лесопильщиков, рудокопов и всех прочих, — добавил он под общий хохот. — Ладно, хватит с вас речей, посмотрим, что у нас тут получилось.
С торжественным выражением на лице Джон шагнул вперед, протянул Эндрю железный лом и указал на глиняную затычку в основании печи. Эндрю было не очень удобно управляться с ломом одной рукой, но он крепко сжал его и ударил по затычке. После нескольких ударов глина сломалась, и, как по волшебству, из печи полилась река кипящего металла, заполняя песчаные канавы, вырытые ниже плавильни.
Солдаты восторженно зашумели, видя, как, сверкая и шипя, текут сотни фунтов расплавленного металла. Эндрю пришлось заслонить рукой лицо, чтобы защититься от жара, исходящего от железной лавы.
Сияя от гордости, Джон радостно прыгал и скакал, пока поток железа не превратился в тонкую струйку и, наконец, прекратился совсем.
— Ура, загружай ее снова! — прокричал он. — Завтра у нас будет уже тонна!
Пристально вглядываясь в окружающих, Джон заметил того, кого искал.
— Фергюсон, иди сюда.
Из толпы, нервно улыбаясь, вышел солдат. Очки, за которыми скрывались светло-голубые глаза, делали его похожим на сову, и вообще весь его вид был каким-то нелепым. Эндрю всегда нравился Фергюсон, хотя тот большую часть времени проводил в лазарете, так как его слабое тело было совершенно не приспособлено к тяготам военной жизни. Несколько раз полковник боялся, что придется вычеркнуть его имя из списков личного состава, но не проходило и недели, как тот возвращался в строй, упрямо пытаясь стать настоящим солдатом. Эндрю предлагал Фергюсону относительно легкую работу у квартирмейстера, но рядовой всегда отказывался.
И вот здесь он нашел себя — инженерное образование, полученное до войны, сделало его одним из самых ценных людей в полку.
— Ну что, посмотрим на твой план, Джим? — спросил Джон.
Утвердительно кивнув, Фергюсон предложил им пройти в хижину рядом с плавильней. Офицеры последовали за ним.
Вступив в темное помещение, Джим зажег два сосновых факела, обильно смазанных смолой и горевших так же ярко, как свечи. Подойдя к столу, Фергюсон развернул на нем рулон бумаги, изготовленный неделю назад на маленькой бумажной фабрике в Форт-Линкольне.
Эндрю склонился над планом и недоверчиво покачал головой.
— Ты это всерьез, Джим? — тихо спросил он.
— Конечно, сэр! Я не шучу с такими вещами.
— Но железная дорога? Да и зачем она нам? — недоумевал Эндрю.
— Как зачем? — воодушевленно вступил в беседу Майна. — Фергюсон уже все рассчитал. Это будет узкоколейка шириной в два с половиной фута, сложностей с нивелированием и укладкой рельсов не возникнет. Дорога будет начинаться от Форт-Линкольна, пойдет вдоль Дороги Мельничьего ручья до этого места и потом дальше к рудникам. Поскольку это будет легкая узкоколейка, для начала можно будет использовать деревянные рельсы, окованные сверху железом. Я подсчитал, что в таком случае потребуется всего лишь тонна железа на милю. По этой дороге можно будет возить от реки флюс, кирпичи — да все что
