Я —
Без тебя всего лишь слово.
Я —
Без тебя просто не бываю…
Ратэсты слушали, как девчонка допела. Молча, неподвижно. И, лишь когда пришла пора укладываться спать, Вадомайр тихо сказал:
— Ты неплохо поёшь. Я служил кэйвингу Рэнэхиду сыну Витивалье, анласу из анла-даннэй, властителю Эндойна и носителю Рогатого Венца. Странно, что я никогда не слышал тебя.
— Наш вард стоит на морском берегу, кэйвинг, — тихо ответила девушка, расстилая на досках плащ. — Он маленький.
— Ты скучаешь по дому? — спросил Вадомайр. И краем глаза отметил, что рядом стоит Дан. Онлид качнула головой:
— У нас с братом никого не было.
— Ты хочешь сказать, что у тебя нет жениха или хотя бы любимого?
— К брату за меня сватался один ратэст… но я его даже не видела. Он не вернулся с Эргая.
— Вот как… — Вадомайр вздохнул. — Такова жизнь воина. Конечно, за простолюдина выйти спокойней.
— Я не думала об этом, — девушка села на плащ. — А ты женат, кэйвинг?
— Ты смело спрашиваешь, — усмехнулся Вадомайр. — Я женат.
И, перешагнув через скамью, отошёл к борту. И увидел, как Дан, помедлив, сел рядом с девушкой — неловко, словно у него болели суставы.
Утром Вадомайра разбудила неистовая ругань кормчего. Половина скида была на ногах и сейчас угрюмо рассматривала бочонки с водой.
— Тому, кто воду в них лил, нужно руки вывернуть! — неистовствовал кормчий. — У вас что — глаза бельмами позарастали — месяц стоял скид на сухом пути, трудно было бочонки снять?! Они ж рассохлись!!! Воды на день осталось!
Вадомайр чертыхнулся. Ведь просил Ротбирта посмотреть! Хотя… винить надо себя, скид свой. Личный. И… стоп!
— Не кричи, — махнул он рукой кормчему. — Размачивали бочонки. Я сам смотрел.
Кормчий фыркнул и щёлкнул по одному из бочонков ногтем. Сухой звук. И щели — широкие щели, словно бочонок весь этот месяц валялся на солнцепёке!
— Чушь какая-то… — Вадомайр наклонился к бочонку, прикоснулся к щелям, словно они могли пропасть от прикосновения. — Так… Где можно набрать воды?
Кормчий прищурился, окинул задумчивым взглядом горизонт.
— На побережье — в любом месте, пожалуй. Но день потеряем.
— Без воды всё равно не плыть, — усмехнулся Вадомайр и махнул рукой на восток: — Вперёд! — а сам подошёл к Дану. Спросил тихо и прямо: — Понравилась девчонка?
Щёки данвана вспыхнули алым. Он опустил глаза.
— У меня раньше не было девчонки, — сказал Дан. — Они глупые и визгучие… ну, я так думал. Пока не увидел Онлид, — и он поднял голову. — И что мне делать? — с вызовом спросил он.
— Не знаю, — ответил Вадомайр. — Может быть, пристрелить её? Как думаешь?
Зелёные глаза вспыхнули гневом, мальчишка схватился за рукоять меча. И отпустил её явно с трудом:
— Если бы ты не спас меня… — с трудом выговорил он. — Анта кэй'рд свикма йост…
— Фрианд фартта окка анванс, — ответил Вадомайр. — Я не убивал данванских девчонок. А вот твои собратья анласских убивали, так за чем же дело, чем она лучше? Тем, что оказалось — тут живут люди, с которыми можно дружить и которых можно любить, а, дэм Гато й'Харья, окка Данвэ, окка рагром фюльк?
Дан отпустил рукоять и, резко отвернувшись к борту, ударил в него кулаками и гортанно коротко выругался.
'Аврора' вошла в устье речушки одновременно с настигшим скид ураганом. Кто-то полушутя- полусерьёзно предположил, что бочонки рассушил вуйпер,[14] чтобы спасти скид и людей. Но шутки шутками, вот ураган был чудовищный, и кормчий отвёл скид глубоко в реку.
— Мы на землях Вилеты, — определил Вадомайр. — Наберём воды, отстоимся и пойдём дальше. По берегу особо не шляйтесь.
Сказать по правде, Вадомайр был бы не прочь, раз уж занесло сюда, перекинуться парой слов с кэйвингом Вилеты. Но искать — долго, а людей вокруг не было видно. Очевидно, шторм позагонял всех в тихие места — волнение ощущалось даже в реке, а над берегами гуляли ветер с дождём. Скид затянули кожей, чтобы получить палатку.
— Воды несколько больше, чем надо, — пробурчал один из тех, кто ходил с бочонком к ручью. — А в двух перестрелах от берега болтается какая-то скорлупка — похоже, морским духам захотелось позабавиться. Ух валяет её!
Камней у берега тут не было — а значит, всё зависит от искусства неведомых мореходов. Если и опрокинет — не спасёшь никак… Так что никто не изъявил желания пойти посмотреть. Никто — кроме Вадомайра.
— Взгляну, — коротко сказал он, отстраняя полотнище, прикрывавшее вход.
— Не ходил бы, кэйвинг, — лениво посоветовали с кормы. Кто-то зашевелился — идти тоже, но Вадомайр отмахнулся:
— Я скоро…
…Над морским берегом, куда Вадомайр добирался довольно долго, ветер бил так, что, дуй в спину — наверняка затащил бы в воду. Высокие волны, украшенные белыми гребнями — как боевые шлемы — с громом ударяли в берег, и мальчишка ощутил, как содрогается земля. Солнце еле пробивалось сквозь тучи, перемешавшиеся с морем. Не иначе как доплёскивали до неба… Вадим подумал вдруг, что, если когда- нибудь вернётся домой, то будет знать, что писать. Ему стало смешно, когда он вспомнил о 'поисках', 'концепциях', 'интерпретациях' и прочей лабуде, которую он не понимал и не принимал и раньше… но теперь неприятие, как щитом, закрылось презрением к тухлым внутримозговым поискам 'художников от слова худо'. Малевичи-Кандинские-Шагалы, ха! Нарисуйте вот эти волны, это свирепое солнце, эти содрогания тверди под ногами… А он — он нарисует. Во всяком случае — попробует.
Корабль мотало уже гораздо ближе к берегу. Похоже, судно было с востока, 'из другого мира' — узкий корпус, две высокие мачты, чуть закинутые к корме, без парусов (сорвало или убрали?) Уж не один ли из 'купцов', приплывавших в порт, попал в шторм? Разобъёт ведь. Вадомару стало жаль красивый корабль и людей на нём. Им надо грести на запад изо всех сил, а у них даже вёсел нет — вот что значит не иметь вёсел! Вышвырнет на берег — и размолотит даже на пляже. Без скал.
Корабль ворочало между валами, как щепку. Молния вдруг залила всё вокруг разноцветным сиянием и, падая, мальчишка успел ощутить боль в затылке и удивиться, что не услышал грома.
Буря кончилась.
Это было первое, что подумал Вадомайр, открыв глаза, потому что над ним было летнее безоблачное небо, с которого лилось солнечное тепло. Он попытался встать…
…и обнаружил, что связан. Весёлый смех, прозвучавший неподалёку, ударил его, как плеть.
— Да не дёргайся ты, — сказал кто-то по-русски. Вадим извернулся…
Он лежал на опушке небольшой дубравы, в глубине которой всё тонуло в тени. На торфяниках, расстилавшихся ниже, стояла хижина, до неё было шагов сто. А совсем рядом горел костёр, и двое людей в чёрном (вот блин!), повернувшись, смотрели на связанного парня. Над огнём жарился большой кролик, а люди улыбались.
Вадиму улыбаться совсем не хотелось. Его подкараулили и огрели по затылку, как… как этого кролика,
