– Вы входили в состав руководства?
– Да.
– В чем конкретно заключалось мероприятие?
– В пропаганде преданности стране. Его цель – стимулировать интерес населения к политике перед выборами.
– В какой форме оно проводилось?
Министр, обретший спокойствие, с прежним высокомерием взглянул на комиссара.
– Послушайте, Йенсен, какое это имеет отношение к делу? Если где-то и произошла осечка, вам не удастся сделать козлом отпущения ни меня, ни мою партию, ни политику взаимопонимания!
– Мне нужны только факты.
– Пожалуйста. Мне нечего скрывать. К вашему сведению, в предвыборной кампании принимали участие и другие организации.
– Вы имеете в виду службу безопасности? Министр снова покосился на окно. Затем сказал:
– Служба безопасности почти не принимала участия в предвыборной кампании. Но не исключено, что на каком-то подготовительном этапе ее подключили для выполнения отдельных мероприятий. Между прочим, Йенсен, говоря о службе безопасности, вы затрагиваете государственную тайну.
– Теперь это уже не имеет значения. Вы так и не ответили на мой вопрос о том, в какой форме велась кампания.
– Все было очень просто. Мы разослали открытки с вопросами. Наверно, вы и сами получили такую открытку.
– Получил. Белую открытку с синей маркой.
– Совершенно верно. К чему тогда эти вопросы, если вам все известно? Ведь вы отослали открытку обратно?
– Да.
– И приклеили марку?
– Конечно.
Министр вопрошающе посмотрел на Йенсена.
– Не понимаю, черт побери! —воскликнул он.
– Кто печатал открытки?
– Крупнейший полиграфический концерн.
– А конверты?
– Они же. Уж вам-то это известно.
– Кто печатал марки?
– Типография Национального банка.
– А кто наносил клей на марку?
В гнетущей тишине, охватившей комнату, четко слышались шаги караульной за дверью. По временам приклад автомата ударялся о стену. Наконец полицейский врач выпрямился. Йенсен метнул на него быстрый взгляд и вновь обратился к министру:
– Я спрашиваю, кто наносил клей на марку?
– Исследовательский институт Министерства обороны,– чуть слышно ответил министр.
– Нет,—тихо произнес врач.—Этого не может быть!
Его тяжелый взгляд остановился на министре. Затем он повернулся и быстро вышел из комнаты.
Полными ужаса глазами министр умоляюще смотрел на Йенсена.
– Не надо,—пролепетал он.—Ради бога, не разрешайте ему…
Но комиссар его не слушал. Рядом хлопнула дверь туалета и вслед за этим раздались какие-то сдавленные всхлипывания – это врача выворачивало наизнанку.
Вскоре послышался звук спускаемой воды.
28
– Простите, что вмешиваюсь,—сказал врач,—но мне представляется важным выяснить подробности. Прежде всего это сбережет время, к тому же так честнее. Йенсен кивнул.
– Понимаю.
Полицейский врач повернулся к министру и, глядя на него с ненавистью, спросил:
– Вы меня поняли?
– Как профессиональный политический деятель, я научился оценивать ситуацию.
В голосе министра еще прорывались нотки высокомерия.
– Вы оказались не лучшим учеником. Насколько мне удалось понять, вы совершенно неправильно оценивали ситуацию. Вы и сейчас глубоко заблуждаетесь. Так что я позволю себе повторить: надежда на то, что выйдете отсюда, ничтожно мала, вообще кажется сомнительным, что вы покинете пределы этой комнаты. Несколько минут назад я чуть было не поддался искушению расправиться с вами. Смею вас уверить, что у многих моих товарищей терпения гораздо меньше.
Министр бросил боязливый взгляд на человека в зеленом комбинезоне.
– Он напуган,—холодно заметил Йенсен.—Вы уже продемонстрировали свою силу, и я не вижу смысла подчеркивать это вторично. Свидетель, чувствующий себя свободно, предпочтительнее свидетеля, над которым висит физическая и моральная угроза.
– Так сказано в полицейской инструкции,—сухо сказал врач.– Между прочим, вы меня неправильно поняли. Для меня это не вопрос предпочтения, а чисто моральная проблема. Я имею в виду честность. И если вы пользуетесь деревянной линейкой, место которой в музее, я предпочитаю придерживаться устаревших этических принципов. Мне это кажется не менее полезным.
Йенсен промолчал.
– Вы закончили обмен мнениями?—неожиданно спросил министр.
– Как видите.
– В таком случае хочу сказать, что я полностью оценил смысл ваших слов. Насколько я понял, если я не проявлю желания ответить на ваши вопросы, меня прикончат. И вы,—он обратился к врачу,—не откажетесь сделать это лично.
– Примерно так,—подтвердил тот.
– Для меня это весьма убедительный аргумент. Итак, что вы хотите знать?
Врач не ответил. Он только кивнул в сторону Йенсена и вернулся к окну.
Йенсен уткнулся в записи. Перелистав несколько страниц, он спросил:
– Так вы утверждаете, что, по заверениям ученых, препарат считался совершенно безвредным?
– Вот именно. В противном случае мы бы никогда им не воспользовались.
– Кто первый высказал мысль о его применении?
– Не я.
– Кто же?
– На этот вопрос не так легко ответить.
Йенсен выждал, пока министр собирался с мыслями. Наконец он сказал:
– Я жду.
– Исследовательский институт Министерства обороны был экономически выгодным предприятием. На протяжении ряда лет ученые института экспериментировали со многими препаратами, причем, заметьте, исключительно успешно, особенно в области биохимии. Затем лицензии на эти препараты продавали в другие страны, что вело к дополнительному притоку иностранного капитала и тем самым приносило пользу всему обществу.
– Препараты предназначались для военных нужд?
– Да, по большей части. Например, средства для уничтожения растительного покрова или же для гуманной бактериологической войны.
– Как это надо понимать?
– Речь идет о средствах, предназначенных в первую очередь не для умерщвления, а скорее для временного выведения из строя вражеских войск и враждебно настроенного гражданского населения. Разумеется, у нас в стране в подобных средствах ведения бактериологической войны нет надобности, но в
