проникая в нее. Он стоял, слегка покачиваясь, а Алекса сидела на нем, обвив его ногами. Ей еще не приходилось заниматься любовью в такой позе, было в этом что-то порочно-эротичное.
Потом они упали на кровать и слились в глубоком поцелуе. Иган вонзался в нее яростными толчками, в полумраке комнаты его глаза превратились в два голубых огонька.
Алекса чувствовала, что разрядка близка, но никак не могла ее достичь, а Иган больше не мог сдерживаться. Чуть позже он раздвинул ее бедра, склонился над ней и языком довел ее до экстаза.
Алекса заснула в его объятиях.
Утром Алекса чувствовала себя отвратительно. Иган объяснил ее состояние похмельем и ушел в свой номер, оставив отсыпаться. На самом деле к похмелью добавилась утренняя тошнота, которую Алекса кляла вместе с причиной, ее вызывающей. В результате она чувствовала себя еле живой и впервые ощутила на себе, что означает выражение «утро после веселой ночки».
Однако, поспав еще часок и приняв ванну, она почувствовала себя гораздо лучше – во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы встретить новый день. Только что прошел дождь, и мокрые листья деревьев блестели на солнце. С Потомака дул теплый ветер, напоминая о близком лете.
Ресторан в Джорджтауне, куда Алекса и Иган отправились на поздний завтрак, ничем особенно не отличался от других и был битком набит молодежью. Дожидаясь, пока освободится столик, они расположились на открытой веранде, выходящей на канал. Конечно, Алексе не следовало пить, но она чувствовала, что ей это совершенно необходимо.
Иган, который терпеть не мог ждать чего бы то ни было, сидел мрачный и молчаливый. Алекса почувствовала, что рядом находится совершенно чужой ей человек, и внезапно устыдилась их вчерашней близости.
Алекса уставилась на воду неглубокого канала и почему-то вспомнила о временах, когда они с Филиппом проводили здесь выходные. Как им было тогда весело! Они осматривали достопримечательности, посещали галереи, бродили по мощеным дорожкам вдоль берегов канала, устраивали ленчи и обеды в недорогих ресторанчиках и маленьких бистро.
А сейчас ее окружают люди лет двадцати-двадцати пяти, и с ней нет любимого… На глаза навернулись слезы, и Алекса сердито вытерла их. Это ностальгия, только и всего. И по чему? По отношениям, которые на самом деле оказались фальшивыми.
Господи, ведь Филипп отлетел к ней рикошетом, в то время как тосковал по Гейл. Как он мог быть таким идиотом, чтобы вернуться к женщине, которая его уже один раз бросила? И как Алекса может быть такой идиоткой, чтобы по-прежнему его любить? Ведь она уже не в том возрасте, когда верят во всякую романтическую чушь. Романтика – выдумка, а то, что происходит сейчас, – реальность.
Иган обнял ее за талию. Алекса обернулась и увидела, что он улыбается.
– Дорогая, столик ждет нас.
Алекса думала о том, что ей больше подходит Иган. Он не станет пичкать ее всякой ерундой насчет вечной любви и священного долга материнства. Нет, Иган не скрывает, что живет для себя, и для разнообразия такая откровенность даже приятна.
Алекса попыталась улыбнуться и сосредоточиться на настоящем. Мимо их столика прошла дородная женщина лет тридцати в блузке с глубоким вырезом, почти не скрывавшим массивный бюст. Покосившись на нее, Иган с сожалением покачал головой и тихо произнес тоном пресыщенного мужчины:
– Слишком много и слишком поздно.
Алекса подавила смешок, довольная, что к Игану вернулось его обычное остроумие. Она с удовольствием принялась за еду и только сейчас поняла, что здорово проголодалась.
Разговор, перескакивая с одной темы на другую, коснулся проекта «Нью уорлд инвесторс».
– Победа на этом конкурсе значит очень много, особенно если под проектом будет официально стоять твое имя. Главное, чтобы Карл не приписал все успехи себе…
Слушая Игана, Алекса черпала силы в его уверенности.
Оказалось, ее ждал сюрприз: у ресторана их ждал заказанный Иганом автомобиль с шофером. Они проехали по городу, осматривая административные здания разных фирм и обмениваясь впечатлениями. На обратном пути в отель Алекса вдруг почувствовала не только усталость, но и острое одиночество. Как она ни крепилась, боль от расставания с Филиппом и угрызения совести из-за самостоятельного решения сделать аборт напоминали о себе.
Алекса упрямо тряхнула головой. Нет уж, страдания и угрызения совести ей ни к чему. Хватит понапрасну изводить себя из-за того, над чем она не властна. Нужно получать от жизни удовольствие.
К счастью, магия предыдущего вечера вернулась. Перед концертом симфонической музыки они зашли выпить в бар, потом пообедали в модном ресторане. Позже Иган повел ее еще в один престижный бар, выдержанный в стиле ар-деко, где танцевали под музыку тридцатых-сороковых годов. Здесь когда-то бывал Фрэнсис Скотт Фицджеральд.
– Скотт, дорогой, – игриво протянула Алекса, – почему бы тебе не заказать мне пять-шесть порций джина с шипучкой, и побежим наперегонки вокруг обелиска.
Иган посмотрел на нее с некоторым недоумением и осторожно предложил начать с одного коктейля.
Объясняя ему, что речь шла о реальном розыгрыше, который Зельда и Скотт Фицджеральд устроили в Париже, Алекса с тоской подумала о Филиппе. Уж он-то понял бы ее шутку да еще и поддержал бы игру, придумав что-нибудь свое.
Впрочем, что толку сожалеть о несбыточном?
Алекса ничего не имела против еще одной ночи любви. Иган оказался так же пылок, как накануне. На этот раз Алекса заметила, что к занятиям любовью он подходит так же серьезно, как к еде, проявляя и утонченную разборчивость, и жадность. Его ласки начинались с нежных, почти робких прикосновений кончиками пальцев и кончиком языка, словно он пробовал новое блюдо на вкус и определял, нравится ли оно ему. И только потом с жадностью набрасывался на угощение.
Алекса снова не достигла оргазма, пока их тела были слиты воедино, – вероятно, с непривычки к новому партнеру, как она объяснила это себе. Все-таки после восьми лет жизни с одним мужчиной…
Иган не жаловался.
– Алекса, ты в жизни так же восхитительна, как и в мечтах.
Алекса настороженно покосилась на него.
– Иган, я это не планировала и не знаю, к чему мы в результате придем. Я имею в виду, мы с Филиппом все еще муж и жена.
– Понимаю, дорогая. – Он нежно взял ее за руку. – Я могу подождать, ждал же я до сих пор.
Алексе стало любопытно, и она не удержалась от вопроса:
– Иган, ты ведь никогда не был женат?
– Нет и даже не собирался. У меня специфический вкус. Честно признаться, женщина, которая не способна поддержать разговор об архитектуре, не может заинтересовать меня надолго. Ты первая партнерша, которая удовлетворяет меня во всем. Ты одинаково возбуждаешь и мое тело, и разум. Я в восторге от тебя.
Алексе было приятно, но на сердце у нее по-прежнему лежал камень. Она думала, что вряд ли сможет испытать к какому-то другому мужчине те же чувства, что испытывала к Филиппу. Когда она рассказала Игану о желании мужа иметь детей, тот улыбнулся и сжал ее руку.
– Я принимаю тебя именно такой, какая ты есть, – во многом похожей на меня самого. Можешь считать меня снобом, но я убежден, что дети – это для простых, обыкновенных людей. Ты и я способны подарить человечеству нечто более достойное, из разряда нетленных ценностей, и было бы жаль растрачивать себя понапрасну. Пусть те, кто не способен творить для вечности, следуют законам природы и воспроизводят себе подобных.
Алекса еще ни от кого не слышала подобных высказываний. Слова Игана вызвали у нее противоречивые чувства: уважение и одновременно недоумение. Он выражал точку зрения меньшинства, а ее взгляды, по- видимому, находились где-то посередине. «Может, когда я сделаю аборт, и если к тому времени еще буду встречаться с Иганом…» – Не додумав, Алекса уснула.
Иган лежал на спине, заложив руки за голову. Он был очень доволен жизнью и собой. То, что Филипп Джером бросил Алексу, было редкостной удачей, на которую трудно было рассчитывать, и его
