Звезда Cтриндберга

Он посмотрел на нее непонимающе.

– Ваш ассистент уверен, что в доме нет стационарного телефона. А мобильник почему-то не имеет покрытия, – она протянула ему трубку, – убедитесь сами.

– Это так и есть, – сказал Эберляйн. – Меры против подслушивания. В доме стоит генератор помех. Я уже сказал – вилла с недавних пор принадлежит немецкому посольству, а у них свои правила.

Эва Странд бросила мобильник в сумку и отодвинула стул.

– Телефон телефоном, но если у вас нет больше вопросов, нам надо уезжать. Надеюсь, эта странная экскурсия закончена.

Последние слова были адресованы редковолосому андроиду из СЭПО – он с напарником неслышно появился в библиотеке.

– Боюсь, все не так просто, – сказал Эберляйн. – Он положил руку Дону на плечо и слегка надавил. – Даже если я лично поверил в ваши слова насчет Равенсбрюка, в Германии они впечатления не произвели. Там хотят, чтобы я дал вам возможность выбора, но об этом мне хотелось бы поговорить наедине.

– Я не понимаю… – начала было Эва Странд, но Эберляйн уже подал знак редковолосому. Тот подошел к Эве и крепко взял ее за локоть.

В первую секунду Дону показалось, что адвокат собирается протестовать, но она покорно встала – как показалось Дону, с трудом. Казалось, у нее окостенели все суставы… блузка почему-то мятая, под светлыми нейлоновыми чулками – голубые извилистые вены.

Эберляйн протянул ей плащ.

– Всего несколько минут, – сказал он извиняющимся тоном.

Эва молча взяла плащ, перекинула ремень сумки через плечо и долгим взглядом посмотрела на Дона.

– Что бы он вам ни говорил, мы скоро вернемся в Фалун, – сказала она.

Двойные двери закрылись, пропустив Эву Странд и двоих сэповцев. Эберляйн придвинул стул и уселся рядом с Доном. Тяжелый запах дорогой туалетной воды, пристальный гипнотизирующий взгляд. Рука Эберляйна на колене Дона была такой легкой, что могла бы принадлежать женщине.

– Столько технических усовершенствований… – сказал Эберляйн.

Дон отвернулся к дверям, но мягкий, вкрадчивый голос продолжал:

– Раньше был просто замок. Замок и замок. Теперь в замок можно встроить устройство, которое считывает рисунок вашего зрачка или распознает отпечаток пальца… С отпечатками пальцев вообще наука ушла далеко… эти устройства чувствуют, холодная кожа или теплая, могут определить, принадлежит этот палец живому человеку или трупу.

Дон прислушался к себе. Ксанор не действовал.

– Но для мастерских фальсификаций ничто не преграда.

Эберляйн похлопал его по бедру:

– Допустим, кому-то захотелось скопировать отпечаток пальца… допустим, вашего. Вы сейчас пили чай. На вашу фарфоровую чашку этот кто-то наносит угольный порошок. А потом – никаких особых хитростей, заметьте – отпечаток фиксируется обычным скотчем. Линии со скотча переносятся иголочкой на небольшую продолговатую форму, и форма заливается тонким слоем желатина. Желатин застывает… он проводит тепло и электричество, точно как наша кожа, и такой поддельный отпечаток не распознает ни один сканер.

– Я всегда обожал точные науки, – вставил Дон, – жить без них не мог.

– Можно представить себе много ситуаций, когда такой поддельный отпечаток мог бы пригодиться. Скажем, скопировать ваши пальчики на разбитую бутылку – она же наверняка лежит где-нибудь в кустах неподалеку от дачи Халла. Естественно, бутылка должна быть немедленно передана шведской полиции – скрывать такие важные вещественные доказательства было бы незаконно. Орудие убийства с отпечатками пальцев убийцы – мечта криминалиста! Такая улика даже в шведском гуманном суде, скорее всего, будет решающей…

Дон машинально кивнул.

– Но вся эта процедура весьма и весьма трудоемка, – вздохнул Эберляйн, снял руку с ноги Дона и откинулся на стуле.

– Да уж. Звучит замысловато.

– А может быть, эту бутылку и не найдут. Тогда зачем все эти сложности?

Дон опять кивнул, еще более машинально.

– А может быть, у нас и не будет причин ее искать. Может быть, мы – ваш адвокат, вы и я – придем вместе к какому-то разумному решению, и все эти хлопоты станут ненужными.

Дон закрыл глаза и невольно потянулся к подкладке пиджака, но тут же передумал и попытался придать мыслям хоть какую-то ясность. Для этого он сильно потер пальцем нос и сообщил, не открывая глаз:

– Wovon man nicht sprechen kann, daruber mu? man schweigen. Когда ничего не знаешь, и сказать нечего.

Эберляйн улыбнулся:

– У вас есть время подумать. До утра.

Дон услышал, как человек-жаба приближается к двери, потом легкий стук. Когда он открыл глаза, два сэповца по-прежнему окружали Эву Странд. Он неуверенно поднялся со стула, придерживая рукой ремень своей сумки.

– Не могу сказать, что мы имеем возможность разместить вас со всеми удобствами. Но что делать, придется примириться.

Дон почувствовал жабью руку на спине, и они двинулись прочь из библиотеки, гуськом по винтовой лестнице.

20. Шприц

– TAKE A TSEMISHUNG, – повторил Дон. В который раз он произнес это заклинание, он и сам не мог бы сказать. Они сидели рядом на пенополиуретановом матрасе в клеенчатом наматраснике в тесной сервировочной комнатке, прислонясь спинами к огромному, во всю стену, разделочному столу.

– Что это значит? – спросила Эва Странд. – Take а tsemishung?

Дон попытался переменить положение и сморщился от боли. Шея у него заболела еще в конце бесконечного повествования Эберляйна, а сейчас, после многих часов без сна, онемели плечи и пальцы.

– Бабушкино наследство, – сказал он. – Идиш с местечковым прононсом.

– И что сказала бы бабушка в такой ситуации?

– Take a tsemishung. Чертова неразбериха.

Эва улыбнулась:

– Take a tsemishung. Это точно.

Человек-жаба враскачку шел впереди, а они тащились за ним по бесконечным коридорам полуподвального этажа виллы. Миновали столовую с росписью на потолке: два орла устремляются в голубое поднебесье, – и наконец попали в величественную кухню.

Жаба порылась в кармане и выудила ключ от маленькой, без окон, сервировочной. Жестом пригласив их войти, передала ключ редковолосому сэповцу.

Буфет с пестрой янтарно-желтой платановой фанеровкой, окрашенные маслом полки над мойкой. В полированных цинковых пластинах отражаются венчики, шумовки, формочки и прочая кухонная утварь. Тихое жужжание двух огромных холодильников рядом с покрытым серым, под мрамор, ламинатом разделочным столом. За тонированной стеклянной дверью с небольшим замком угадывался винный погреб с рядами бутылок, аккуратно уложенных на ажурные металлические стеллажи.

Человек-жаба взглядом показал им на матрасы на полу, повернулся и ушел. Звук ключа в замке.

Какое-то время Дон слышал приглушенную шведскую речь в коридоре, но потом все стихло. Должно быть, сэповцы пошли спать – было уже около трех утра.

Они долго обсуждали, насколько реальны угрозы Эберляйна. Когда Дон рассказал про разговор, Эва поначалу не поверила. Но, поразмыслив, согласилась, что все, что с ними происходит в последние часы, еще более неправдоподобно, чем этот примитивный шантаж с подделкой отпечатков