задание было получено.
Нам объяснили, что как только раскроется основной парашют, надо определить, откуда дует ветер, чтобы направить запасной строго по ветру. Я прыгал в своем антарктическом костюме с капюшоном и не смог сразу понять, откуда идет воздушный поток. Мне казалось, что ветер дует со всех сторон одинаково. Сориентировался приблизительно — и слегка не угадал. Дернул кольцо, отбросил запасной парашют как можно дальше от себя, но его стропы запутались. Раскрывшийся не полностью маленький купол потянуло под большой парашют — он частично зашел между его строп. Основной парашют 'затрепыхался', и я почувствовал, что меня стремительно понесло вниз. В чем дело? Взглянул наверх — большой купол у меня колышется… Что-то тут не то…
Испугаться я не успел — было не до того. Старался дергать стропы маленького парашюта, чтобы вытащить его из-под большого купола, но полностью сделать это не хватало сил. Если бы у нас были с собой ножи, можно было бы разрезать стропы. Но ножей нам не выдали. И все же главное я успел сделать: с грехом пополам удержал запасной парашют на полпути дальше под основной купол он не пошел.
Пока я боролся с обоими парашютами, приблизилась земля. Сгруппировавшись, я упал в снег, меня тащило какое-то время, пока удалось погасить куполы.
Потом я лег на снег, чтобы отдохнуть от всего пережитого. Лежу, смотрю в небо… Вдруг на большой скорости подлетает газик, из него пулей выскакивает наш инструктор, бледный как полотно. Пошел на меня, как идут с рогатиной на медведя. Обложил пряным русским языком. А я ничего не могу понять — в чем, собственно, дело?
Вечером, когда мы собрались и стали разбирать наши прыжки, я понял, что был на волосок от гибели. Мне объяснили, что если бы я не задержал запасной парашют, он бы зашел под купол основного, и они бы оказались один в другом. Маленький лишил бы воздуха большой, а тот, в свою очередь, смяв маленький, погасил бы и его, сам выйдя из строя. А я бы свечечкой воткнулся в землю. О судьбе инструктора и говорить не приходится — его ждали бы в отдаленных местах…
А тем временем 'Ра-2' начинал обретать вполне реальные очертания. На сей раз Хейердал решил, что строить вторую лодку из папируса должны индейцы, живущие на озере Титикака. На этом высокогорном озере бывают настоящие штормы, и местные индейцы умеют строить ладьи классического типа подобно древнеегипетским, которым не страшны ураганы и большие водные пространства. Удивительно, что единственным местом в современном мире, где вяжут камышовые лодки с профилем судов времен фараонов, является Южная Америка. Там делают лодки с серповидными обводами, составляют корпус из двух параллельных камышовых веретен, а между ними помещают третье, меньших размеров. Потом эту третью 'сигару' веревками спирально соединяют сначала с одной, потом с другой. Затем все стягивают, и тонкое веретено посередине настолько плотно сжимается с каждой 'сигарой', что почти сливается с ними и образует невидимую сердцевину лодки.
Между первым и вторым 'Ра' было существенное различие, и чтобы увидеть его, надо было нырнуть и проплыть под днищем. Тогда видно, что снизу корпус 'Ра-2' — это словно две китовые акулы, плывущие в обнимку. На самом же деле — это пара веретен из папируса двухметровой толщины и двенадцатиметровой длины, натуго перевязанных. Колена двуногой мачты опирались каждое на свою 'сигару'.
Папирусные стебли, из которых были сделаны веретена, обработали с обоих концов битумом, так что в теле 'Ра-2' образовались как бы тысячи маленьких изолированных отсеков. Это должно было существенно увеличить его плавучесть. А в нижней, подводной части корпуса битум отсутствовал, папирусные стебли могли беспрепятственно набухать и тяжелеть, повышая тем самым остойчивость корабля.
Тур, убедившись после окончания плавания на первом 'Ра', что лодочники с озера Чад делают ладьи, не слишком приспособленные для морских путешествий, решил пригласить южноамериканских индейцев. Не было смысла строить 'Ра-2' в Египте, а затем перевозить в Марокко. Поэтому лодку было решено строить прямо в порту Сафи. Туда оставалось только привезти папирус, который, как и в первый раз, помогал доставать норвежский посол в Египте Петер Анкер.
А Сантьяго Хеновес разыскал индейцев-строителей из племени аймара, перевез их в Марокко. Их было пятеро мужичков, толковых и хитроватых. Они жили на островке посреди Титикаки и долго не соглашались выехать в большой мир. Сантьяго использовал все резоны, но никакие деньги не смогли соблазнить индейцев. Тогда он посулил им возможность построить самую большую лодку, какую еще никто на свете не строил. И в мастерах взыграл азарт: самая большая лодка, интересно, стоит попробовать.
Но даже на аэродроме они продолжали раздумывать, ехать или не ехать. Им было жуткова-то и неуютно: впервые в жизни они видели и автомобиль, и самолет, но достоинства не теряли, притворялись, что их и этим не удивишь. Когда один из них отваживался взять в руки нож и вилку, невозмутимо отваживались и остальные, а пилюли от кашля все пятеро — безразлично, кто кашлял, а кто нет — глотали сообща.
Корабль они построили — загляденье. С трудом верилось, что у них вообще что-нибудь может выйти: материал незнакомый, не камыш тотора, который растет на их Титикаке, а папирус! И размеры, размеры! Но индейцы потихоньку, не торопясь сделали сначала пару моделей, пустили их поплавать. Потом так же не спеша принялись вить из пучков папируса двенадцатиметровые веретена и обвязывать их одной- единственной веревкой, без узлов. Потом дошла очередь до хижины, до лебединых завитков носа и кормы…
И вот уже 'Ра-2' радовал глаз, и заранее было ясно, что мы можем ему доверить свои жизни. В спешке и суматохе мы даже не очень заметили, как скромно и тихо уехали домой удовлетворенные мастера.
А перед самым отплытием 'Ра-2' в Сафи пришло письмо. Нас приглашали в конце путешествия обязательно завернуть на озеро Титикака. Не беда, что озеро это никак не сообщается с океаном и расположено на высоте четырех километров, — географические подробности авторов письма не волновали. 'Ра' ждали в гости, и точка! Мы не потешались, читая эти строки, мы улыбались нежно и растроганно — ведь это писали нам индейцы, строители нашего корабля…
И вот снова Сафи, марокканский порт, и опять кипит работа. Корабль почти готов. Что значит 'почти', лучше не объяснять, — это значит разрывайся пополам, затыкай двадцать дыр и беги за сотней зайцев. А ведь кроме корабля есть и багаж, вода, продовольствие, которое надо упаковать, погрузить.
У нас был сарайчик на берегу, по площади он примерно соответствовал 'Ра-2'. Вот в нем мы и трудились в поте лица, раскладывали груз в пакеты, пересыпали рисом, чтобы адсорбировалась влага, прикидывали, где и что разместится.
Провианта набиралось несусветное количество, и способствовала этому главным образом жена Тура, Ивон. Она приносила в сарай самые невероятные морсы, сиропы, соки. Мы ужасались:
— Зачем это?
— Ничего, мальчики, берите! Вы же будете совсем одни, удовольствий, радостей никаких. А как приятно посидеть в холодке и пососать лимонную конфетку!
Она сама обшивала матрацы, на которых нам предстояло спать. Помнила, что Сантьяго предпочитает жесткие зубные щетки, а я — мягкие, что Жорж обожает спать на высокой подушке, а Карло — вообще без подушки. Учитывала наши пристрастия и уважала слабости. Съестное, снаряжение, бухгалтерия все это лежало на ней. Она за всем следила и все успевала. Наряду с прочим она еще перестукивала на машинке книгу, которую Тур за зиму не успел закончить и сейчас срочно дописывал, прячась в развалюшке рядом со стапелем.
С утра до вечера мы проводили на строительной площадке — нашей заботой после постройки лодки была ее оснастка, погрузка всего необходимого. Воспоминания о царившем на 'Ра-1' водном изобилии несколько вскружили нам голову: планируя загрузку теперешнего нашего судна, мы уменьшили наши питьевые запасы. К чему везти лишний балласт? Как показал опыт, два литра в день на человека — вполне достаточно.
Я тоже при подготовке ко второму плаванию использовал прошлогодний опыт — уже не брал такого количества медикаментов, как в прошлый раз. Зато взял кое-что посерьезней, вспомнив случай с псевдоаппендицитом Абдуллы, например, титановые хирургические инструменты. Не забыл и аммиак, чтобы при встречах с физалией больше не прибегать к собственным выделениям… Специально для моих медикаментов в хижине был приспособлен плетеный ларец.
Наша хижина, или каюта, как мы ее называли, была сделана из бамбука и походила на плетеную корзину, опрокинутую вверх дном. Высота ее — два с лишним метра, длина — четыре, ширина — три. Таким
