разрешите ему хотя бы, чтобы он пошел с ограничением высоты'.
Мы ухватились за эту идею. Я договорился с Юрием Мухарлямовым (вообще-то он был Нурмухамед Мухамедович, но мы звали его Юрой), привез Эдуарда к нему в Институт кардиологии, который тоже участвовал в подготовке экспедиции, и попросил обследовать альпиниста еще раз. В результате Мухарлямов скрепя сердце все же написал свое заключение, что до высоты 6000 метров спортсмен может подниматься… Эдика Мысловского удалось включить в группу восхождения. И так случилось, что именно он был тем, кто вместе с Владимиром Балыбердиным первым из наших альпинистов покорил высотный 'полюс' Земли.
Для штурма Эвереста наши спортсмены выбрали самый сложный маршрут — по юго-западной стене, где еще никто из альпинистов до них не проходил. Это был сложнейший из возможных вариантов подъема. Для создания базового лагеря у подножия Эвереста на высоте 5640 метров экспедиция вылетела в марте 1982 года.
Я тоже очень хотел полететь вслед за нашими ребятами, и потому, что был ответственным исполнителем научной темы 'Эверест', и потому, что хотелось сделать материал для 'Клуба кинопутешествий'. Директор института тоже был за это, но у нас не нашлось средств для такого рода командировки. А на телевидении у нашей программы тогда еще не было собственной съемочной группы.
И на помощь мне пришла главный редактор нашей редакции Нина Александровна Севрук. Вместе с ней мы пошли к самому главному телевизионному начальнику — Сергею Георгиевичу Лапину. Она убедила его послать ведущего 'Клуба кинопутешествий' вместе со съемочной группой передачи в базовый лагерь экспедиции.
Это было тем более необходимо, что в нашей передаче мы уже не раз рассказывали зрителям об истории покорения Эвереста, полной драматизма и подлинного героизма. Зрители были уже как бы подготовлены к тому, что в заключительной передаче на эту тему мы расскажем о нашей гималайской экспедиции не с помощью чужих киноматериалов, а, как говорится, из первых рук, прямо с места событий…
Согласие мы получили. И это была, по сути дела, наша первая собственная группа и первые собственные съемки. Режиссером был Валерий Лещинский, а оператора искали долго: почему-то руководство решило, что он должен быть альпинистом, хотя ни я, ни Валерий таковыми не являлись. Искали, искали и все же нашли — у нас на телевидении оказался всего один оператор-альпинист. Это был Марик Трахтман.
Втроем мы вылетели из Москвы в Дели. Потом перелетели в столицу Непала Катманду. Отсюда нам предстояло добираться до небольшого поселка Луклы, расположенного на высоте 2800 метров. От него начинается дорога в глубь Гималаев, к Эвересту.
Но вылететь туда мы смогли не сразу, потому что погодные условия в Лукле не позволяли приземляться самолетам в течение нескольких дней.
Перед отъездом из Москвы кроме ограниченных средств меня снабдили указаниями, как надо собирать разного рода финансовые документы о наших тратах — для будущего отчета перед бухгалтерией. И вскоре я почувствовал всю муторность этой процедуры и проклял все на свете, поскольку за несколько дней вынужденной задержки в Катманду, кажется, только этим и занимался.
Каждый день с утра мы готовились вылетать: собирали свой багаж, аппаратуру, потом гостиничная обслуга все это спускала вниз, грузила в такси. Мы приезжали на аэродром, подбегали носильщики, все выгружали, заносили в здание, мы начинали сдавать багаж… И со всеми этими людьми я расплачивался, получая от них квиточки, квитанции, чеки или расписки…
Мы садились в ожидании рейса на Луклу, но выходил какой-нибудь работник аэропорта и сообщал, что сегодня рейса не будет, так как Лукла закрыта для самолетов. И процедура повторялась в обратном порядке: носильщики, такси, гостиничные работники, затаскивание нашего скарба в номер… И так несколько раз. Под конец я уже был на пределе выдержки…
Наконец-то мы вылетели. С нами в самолете был только наш багаж и никаких попутчиков. Подлетая к Лукле, я понял, почему полеты сюда так сложны и опасны. Перед самой Луклой самолет влетает в ущелье, поэтому здесь используются только небольшие машины. Летя по ущелью, самолет потом должен развернуться почти на 90 градусов, чтобы зайти на посадку.
Полоса в Лукле необычная — она начинается от края ущелья и упирается в скалистую стену. Идет она с небольшим подъемом вверх, поэтому при посадке как бы гасит скорость самолета, который и без того тормозит. А при взлете наклонная полоса 'разгоняет' машину вниз. Точно попасть на начало полосы не просто важно, но жизненно необходимо.
Когда мы подлетали к Лукле, то видели, что внизу, в ущелье, лежат обломки самолетов — тех, кто не дотянул до начала полосы, а в конце ее, у скалы, и обломки тех, кто 'перетянул', сел в середине полосы, не успел погасить скорость и врезался в гору. Что и говорить — увиденное не вызывало оптимизма. К счастью, наш полет закончился благополучно.
Вся экспедиция уже давно находилась в базовом лагере у подножия Эвереста. Ребята начали подготовку к восхождению, создавая на маршруте промежуточные лагеря на пути к вершине. Всего таких лагерей было пять. Последний, штурмовой, на высоте 8500 метров, был установлен 3 мая, а на следующий день начался штурм Эвереста.
Нам же еще предстояло за несколько дней пройти пешком 140 километров от Луклы до основного, базового лагеря, чтобы встретить там альпинистов, покоривших высочайшую вершину Земли, поднявшись на 8848 метров.
В Лукле нами занимался мистер Тава, заведовавший местной туристической службой. Поселили нас в какой-то домик, каких здесь было немало. Дома в Лукле устроены весьма просто: крыши у них приподняты, поскольку внутри находится очаг и дым от него выходит через крышу. По оживленному блеску в глазах нашего приветливого хозяина я понял, что с русскими мистер Тава уже успел познакомиться и расположиться к ним. Это и подтвердилось вскоре в нашем разговоре:
— У русских есть хорошая вещь, называется водка.
— Знаете, а у меня есть русская водка экстра-класса, только очень крепкая. Самая крепкая водка в России.
— Интересно было бы попробовать.
Так в чем же дело? Хочется тебе попробовать — попробуй! Проблем нет. У меня с собой был небольшой 'жбанчик' с чистым спиртом. Из него я отлил некоторое количество универсального лекарства в свою 'заслуженную' фляжку, с которой плавал еще на 'Тигрисе'. Правда, тогда я держал в ней питьевую воду. Сейчас она в мягком чехле была при мне. Из нее я и налил мистеру Таве полстаканчика.
Непалец хватанул чистого спирта… Ну, думаю, сейчас он тут же и свалится — Тава был небольшого росточка, на вид хлипкий. Ничего подобного! Выжил! Только крякнул с восхищением: 'Да-а-а! Вот это настоящая водка!' И тут же предложил мне местного пива 'чанг'. Я согласился, чтобы поддержать компанию.
Принесли какой-то беловато-мутноватой жидкости. Я отпил из своего стакана незнакомого напитка, который чем-то напоминал по вкусу нашу брагу. Только нашу брагу делают где из хлеба, где из свеклы, а непальцы делают свое пиво из риса. Если бы я знал, ка-ак они это делают…
Оказывается, рис сначала варят до полуготовности, потом его жуют и выплевывают в бочку, где все это должно бродить. По мере готовности массы ее процеживают, сливают в кувшины и… приятного аппетита.
На этом мое знакомство с местной жизнью не кончилось. Вскоре после нашего приезда ко мне пришел один человек, как оказалось, англичанин, и спросил:
— Я слышал, вы врач?
— Да, а что случилось?
— Я себя что-то плохо чувствую, у меня кашель…
— Ну тогда давайте я вас прослушаю.
Я осмотрел его и обнаружил левостороннюю пневмонию. Воспаление легких да еще в условиях высокогорья — вещь малоприятная. Я сделал ему укол антибиотиков, дал отхаркивающее, сказал, чтобы он пришел на укол и завтра. Но при этом настоятельно порекомендовал завтра же и улететь из Луклы. Взяв рецепт и выслушав рекомендации, пациент ушел.
