оружием, а также охотничий нож в качестве инструмента и ложка с миской, всегда бывшие при человеке в Средние века. Кроме меча, многие лучники носили еще и дубинку.
Кожаный наруч, защищавший левую руку от удара спущенной тетивы, завершал облачение лучника.
Хорошим солдатом, по нашим сегодняшним понятиям, английский лучник не был. Излишней дисциплиной он не страдал и был изрядно привержен пьянству, мародерству, богохульству (вполне заслуженно нося прозвище Проклятый Джон) и другим порокам, присущим военному человеку его времени. Но, будучи грубым и жадным (и заслужившим весьма определенную репутацию воплощенного зла в ходе Столетней войны), он был также всегда готов ринуться в схватку, смел, стоек, исполнен гордости за свой островной народ и за свое мастерство во владении оружием. Отметив также его хладнокровие в схватке и нежелание признать поражение, мы получаем характер типичного англосакского солдата. Приняв во внимание и то обстоятельство, что он обладал полной монополией на владение самым смертоносным на то время оружием, мы можем понять, почему перед английским лучником так трепетали его враги.
ШВЕЙЦАРСКИЕ ПИКИНЕРЫ
В начале XIV столетия на полях сражений Западной Европы царили облаченные в кольчуги конники. В течение уже нескольких веков воин на коне, приверженец и символ рыцарства и феодальной системы, невозбранно властвовал почти во всех странах Европы. Но в недалеком будущем на тех же полях сражений суждено было появиться двум силам, диаметрально противоположным по вооружению и тактике. Силам этим было также суждено кардинально изменить всю общепринятую практику ведения средневековых войн и многое сделать для того, чтобы обветшавшая социальная система была повержена в прах.
Толчок, данный сражениями при Лаупене (1339) и Креси (1346), в гораздо большей степени лишил закованного в сталь рыцаря его властного положения, чем это сделало появление огнестрельного оружия. Наступало время чумазых канониров, но все же в 1300-х годах лавры побед еще венчали головы крепких швейцарских горцев и английских йоменов. И те и другие заставляли врагов трепетать от одного только их имени (и питать к ним отвращение); и те и другие серьезно повлияли на тактику и стратегию своего времени. Приверженцы мощного удара пехоты, с одной стороны, и метательного оружия – с другой, они никогда не сходились друг с другом на поле брани. Если бы им довелось испытать такое, то их столкновение могло бы разрешить вопрос, который долгие годы мучает военных историков.
Швейцария занимала совершенно исключительное место в средневековой Европе. Населявший ее народ, спокойно живший в своих горных теснинах и успешно противостоявший всем попыткам своих феодальных владык закабалить их, уже в 1291 году создал лигу для самозащиты от любых угнетателей, имея в виду прежде всего Габсбургский дом – германо-австрийскую династию, которая претендовала на владение этими краями. Упорно отстаивая свою независимость, швейцарцы защищали свои права столь воинственно, что герцог Леопольд Австрийский, претендовавший быть их сеньором, принужден был собрать значительные силы для их подавления.
Путь воинства Леопольда лежал через проход в Моргартене – узкое место между крутым склоном с одной стороны и холодными водами озера Эгери – с другой. Маленькая армия двигалась обычным походным маршем – то есть без всякого строя, с рыцарями впереди, как и подобало благородным господам, и пешими солдатами, бредущими позади них. Косматых горцев презрительно не замечали, не было ни разведчиков, ни передового охранения.
Засада из 1500 швейцарцев была обнаружена только тогда, когда на испуганных австрияков вниз по склону обрушился град камней и бревен. Затем сбившихся в толпу солдат атаковали основные силы швейцарцев, работавших алебардами, дубинками и моргенштернами[13]. Сбившиеся и зажатые в толпе передовые рыцари, не имевшие пространства для атаки, погибли на месте. Их товарищи в центре и глубине строя, лишенные возможности продвинуться вперед, а равно не имея сил стоять под градом камней и бревен, в конце концов развернули своих коней и обратились в бегство назад по обледеневшей дороге. Выжившие из числа рыцарей авангарда, многие из которых были сбиты с дороги и исчезли навсегда в ледяной воде, прорвались сквозь строй пехотинцев, давя их своими конями. Швейцарцы пустились в погоню: «…И горцы расправились с ними, как с овцами на бойне: не давая никому пощады, они косили всех без разбора, пока не осталось никого в живых».
С этого многообещающего события и начался, как утверждается, отсчет швейцарской свободы.
Бойня в Моргартене произошла как вследствие беспечности герцога, так и вследствие многих других причин, в частности потому, что местность была совершенно непригодна для действий конницы. Но битва при Лаупене состоялась на вполне ровной местности. Здесь в первый раз швейцарцы применили в бою атаку тремя плотными колоннами, которым суждено было в будущем стать их излюбленным боевым построением. И здесь снова, едва ли впервые со времен Александра Македонского, был продемонстрирован мощный удар массированным строем дисциплинированных пикинеров. Хотя жители некоторых районов страны предпочитали алебарду, все же национальным оружием была пика – до девятнадцати футов длиной. Воин держал его на высоте плеч, в широко расставленных руках, направив острие пики несколько вниз. Острия пик второго, третьего и четвертого рядов также выступали впереди фронта первой шеренги. Последняя шеренга держала свои пики остриями вверх. Строй этот был довольно глубок и плотен и создавался в расчете на исключительное хладнокровие, дисциплину и хорошую подготовку воинов, придавая их отрядам сплоченность и маневренность.
Их боевые успехи объяснялись благодаря этим двум последним факторам – столь долго отсутствовавшим на полях сражений в Европе. Искусство войны в мире Запада было тогда примерно таким же, как в Персии во времена Александра Македонского, и атака строем пикинеров, по существу, ничем не отличалась от удара македонской фаланги. Рядовой средневековый воин бывал столь же ошеломлен при виде плотного и отлично организованного строя швейцарских пикинеров, быстрым шагом идущих в атаку, как и пращник Дария.
В сражении при Семпахе (1386) часть австрийских войск сражалась пешими, тогда как два других отряда конных воинов остались в резерве. Первым вступил в бой авангард швейцарцев, и началась битва, в которой преимущество оказалось на стороне облаченных в доспехи рыцарей и тяжеловооруженных пехотинцев. Но подход остальных сил швейцарцев изменил ситуацию. Герцог Леопольд III отдал приказ спешиться своему второму эскадрону, но еще до того, как он был выполнен, швейцарцы прорвали передовой строй австрийцев и врезались во вторую шеренгу (именно тут, согласно преданиям, фон Винкельрид и бросился грудью на вражеские копья и упал, пронзенный ими, открыв все же своим поступком проход в рядах врагов). Третий эскадрон австрийцев, решив, что на сегодня битва проиграна, ускакал с поля сражения. Леопольд со своими приближенными был окружен, и все они пали до последнего человека.
Образцы древкового оружия XIV и XV веков:
Так закончилась эта битва, знаменательная в истории Швейцарии не столько числом ее участников (австрийцев было около 6000 человек, тогда как швейцарцев 1500 или 1600), сколько тем, что она знаменовала собой конец всех попыток австрийцев покончить с ее независимостью.
Алебарда была излюбленным оружием швейцарских воинов. Сама же алебарда представляла собой древко длиной около 2,4 метра, на которое был насажен наконечник наподобие широкого топора, имевший на конце длинное острие и род захвата – загнутое лезвие, или крюк, или острый выступ со стороны обуха. Существовало несколько разновидностей оружия такого типа: билль, гизарма, вуж – некоторые с клинками до 76 сантиметров длиной. В умелых руках они были ужасным оружием и проникали сквозь доспехи, плоть и кости как сквозь масло. Кроме воинов, вооруженных этим оружием, были и другие, предпочитавшие двуручный меч или моргенштерн – боевой кистень.
Воины с таким оружием обычно занимали место позади пикинеров, и если наступление фаланги блокировалось, то они продвигались сквозь весь строй в первую шеренгу.
Широко применялись и легковооруженные воины с метательным оружием. Сначала это были арбалеты, а ближе к концу XV века их начало сменять огнестрельное оружие. В этот период оно было достаточно грубым и неуклюжим, с очень низкой скорострельностью, но уже в то время доказавшим свою силу. Кстати, следует помнить о том, что и арбалеты также были достаточно сложны в обращении и медленны при перезарядке. Такие подразделения обычно использовались в качестве передовых стрелков,
