Сражение за и вокруг Линьи, Сомбрефа и Сен-Амана было ожесточенным и кровопролитным и завершилось поздним вечером, когда гвардия Наполеона пошла в решающую атаку, закончившуюся поражением пруссаков. Они потеряли 12 000 человек и 21 орудие, но и потери французов тоже были весьма значительными (8500 человек). К тому же – Наполеон не знал этого – разбитое войско пруссаков отступило не на восток, что сразу же отрезало бы их от сил Веллингтона, а на север, где они сохранили возможность соединения с основными силами.
На следующий день, 17 июня, императору было бы логично поспешить от Линьи на соединение с Неем, и тогда их объединенных сил оказалось бы достаточно, чтобы сокрушить Веллингтона, который все еще продолжал удерживать перекресток дорог, не зная (до 7.30 утра), что его прусский союзник потерпел поражение. Однако по неизвестным причинам Наполеон не предпринял никаких действий, кроме отправки сообщения Нею (примечательному своей неопределенностью), что он оставляет новую атаку на войска Веллингтона на его, Нея, усмотрение. В результате этого, когда Наполеон наконец пришел в себя (по свидетельствам его окружения, он страдал от перенапряжения и бессонницы) и отдал приказ о наступлении, Веллингтон начал спокойно отходить, прикрывая этот маневр кавалерией и артиллерией. Ливень, едва ли не тропической силы, препятствовал преследованию, и войска герцога благополучно прибыли на подготовленные позиции вокруг Мон-Сен-Жана.
Французы совершали переход весь вечер, некоторые подразделения прибыли на место лишь к полуночи, и две армии провели ужасную ночь – голодные, мокрые и холодные.
Сержант Вилер из 51-го легкопехотного полка писал: «…почва была слишком влажной, чтобы можно было на нее лечь, и мы сидели на наших ранцах, не разжигая костров, не было никакого укрытия от непогоды; дождь хлестал прямо за шиворот наших мундиров… Утешала нас только мысль о том, что и противник находится точно в таком же положении».
Неглубокая холмистая ложбина шириной не более 1100 метров разделяла две армии. Общая длина поля боя составляла около 6,4 километра, но большая часть сражения происходила на фронте длиной менее 3,2 километра. На этом небольшом пространстве площадью менее двух квадратных миль было сосредоточено более 140 000 человек и около 411 орудий. Со стороны французов местность полого понижалась от фермы Бель-Альянс, а потом снова поднималась, образуя гряду, на которой и за которой располагался лагерь Веллингтона. Дорога Шарлеруа – Брюссель проходила прямо через эту ложбину. На ней, чуть ниже северного, или британского, гребня, располагалась ферма Ла-Хе-Сент. Поблизости, почти в километре от нее, находился замок Угумон, садам и обнесенным каменными стенами паркам которого предстояло стать сценой яростных схваток. По правую сторону от него находились фермы Паплотт и Ла-Хе. Вдоль вершины северного хребта проходила немощеная дорога, в нескольких местах пересеченная канавами глубиной 1,5–2 метра и частично обсаженная живой изгородью. За северным гребнем, на дороге в Брюссель, на одноименном холме расположилась деревушка Мон-Сен-Жан, а в нескольких сотнях метров за ней начинался лес Суаньи.
Несмотря на всю выгодность занятой позиции, Веллингтон не смог бы эффективно сражаться здесь с тем сборищем разнородных войск, которое пребывало под его командованием, если бы Блюхер продолжил отступление. Но мужественный старый маршал, хотя и был обескуражен своим поражением под Линьи и едва смог уйти от преследования французских кирасир, все же прислал в два часа ночи известие о том, что с рассветом он намеревается подойти на помощь к основным силам Веллингтона. Рассчитывая на это, герцог распределил свои силы (67 650 человек и 156 орудий) вдоль гривки возвышенности, причем большую часть расположил на обратном склоне вне досягаемости огня французских орудий. (Утром в день сражения при Линьи Веллингтон верхом подъехал к Блюхеру согласовать свои действия и обратил внимание на то, что пруссаки в массе своей выдвинуты на обращенный к неприятелю склон возвышенности и открыты огню французской артиллерии. «Если они будут сражаться здесь, их изрядно потреплют», – заметил герцог.) Ферма Ла-Хе-Сент и замок Угумон были забиты войсками, равно как и фермы Ла-Хе и Паплотт.
Французы заняли свои позиции под музыку полковых оркестров и с неумолчными криками в честь своего императора, но прошло еще довольно много времени, прежде чем начались военные действия. Впоследствии Наполеон объяснял это тем, что он хотел, чтобы земля после ливня хоть немного просохла и стала пригодной для передвижения артиллерии. Как бы то ни было, эта задержка позволила основным силам пруссаков подойти ближе к полю сражения. Лишь в 11.30 утра сражение началось атакой французов на Угумон, правда задуманной как ложная, только для того, чтобы отвлечь внимание Веллингтона от центра его войск, куда и предполагалось направить основной удар. Однако Жером Бонапарт[32] превратил эту ложную атаку в подлинную, в результате чего в битву за замок втягивалось все больше и больше французских войск. В Угумоне были расквартированы легкопехотные подразделения британской гвардии, которые удерживали замок в течение всего дня, несмотря на постоянно возобновляемые отчаянные атаки французов.
Для подготовки атаки на центр союзных войск на гривке справа от Бель-Альянса была установлена батарея из восьмидесяти орудий. Когда Наполеон был готов отдать приказ о начале орудийного обстрела и еще до того, как стволы пушек изрыгнули огонь и пороховой дым, которому предстояло висеть пеленой над полем боя до самого вечера, он разглядел в свою подзорную трубу темную массу на северо-востоке, неподалеку от Сен-Ламбера. Первой его мыслью (безусловно, обнадеживавшей) была та, что это возвращается Груши, но вскоре перехваченный прусский всадник-посыльный сообщил, что это подходит 4-й корпус под командованием Бюлова – авангард главных сил Блюхера.
Тем обстоятельством, что эти войска были прусскими, а не французскими, последние обязаны в равной степени Наполеону и его маршалу. Груши, преследуя пруссаков, растратил драгоценное время и был введен в заблуждение неверными и неполными донесениями, что и предопределило его неверную тактику. Наполеон, со своей стороны, будучи убежден в том, что пруссаки не смогут быстро оправиться от своего поражения 16-го числа и через столь краткий срок снова принять участие в сражении, отказывался серьезно воспринимать подобную угрозу. Даже получив от Груши сообщение, что пруссаки совершенно определенно отступают к северу, он не отдавал приказ маршалу следовать на соединение с основными силами армии вплоть до 13.00, пока не увидел собственными глазами атаку прусского авангарда. Но было уже слишком поздно. Груши в это время уже вступил в бой с прусским арьергардом (3-й корпус под командованием барона Иоганна фон Тильмана), да и в любом случае не мог подойти к полю битвы ранее полуночи.
Появление пруссаков, совершенно нежелательное, все же почти не повлияло на уверенность Наполеона. Шансы в его пользу, заявил он, до этого были 90 против 10, теперь они все же оставались в соотношении 60 на 40. Отправив корпус графа Лобау и несколько кавалерийских подразделений сдерживать пруссаков, он предпринял атаку на позиции Веллингтона. Корпус графа д'Эрлона, тридцать три батальона, четырьмя плотными колоннами двинулся в наступление уступом слева. Одна из колонн, левая, атаковала союзные силы в Ла-Хе-Сенте, другая, правая, вытеснила нассаусцев из Паплотта. Последние, которыми командовал принц Бернгард Саксен-Веймарский, получили подкрепление и отбили ферму, и после этого события на левом фланге позиций союзников представляют для нас весьма малый интерес. Соперники сражались и погибали всю вторую половину дня у амбразур, в траншеях, в зданиях и в рвах на этой части поля, но никаких решительных маневров здесь предпринято не было, и в конце концов бой переродился в перестрелку между противниками. Остальные силы брели по насквозь промокшей скользкой земле, через полегшую под тяжестью влаги пшеницу, и поднимались вверх по склону перед левым центром войск Веллингтона. Орудия союзников своим огнем прорубали кровавые просеки в наступающих плотных колоннах, но французы только смыкали ряды над павшими и продолжали двигаться вперед под дробь барабанов, подбадривая себя боевыми криками, а их артиллерия вела яростный огонь поверх их голов. Столь упорного наступления и стены сверкающих штыков оказалось слишком много для голландско-бельгийской бригады, которая как один человек пустилась в бегство. «Маневр этот оставил такое впечатление, как будто он выполнен по команде».
Но британская пехота на гривке была сделана из более прочного материала. Когда часть французов все-таки поднялась на гребень, их встретил мушкетный залп и холодная сталь штыков. Через несколько минут они были сброшены обратно, вниз по склону. Остальные успели только услышать оглушительный топот множества копыт и, не успев перестроиться в боевой порядок, были атакованы соединенной бригадой и в полном беспорядке сметены в долину, а торжествующие
