Откуда-то у него в руках появился норманнский кинжал, и он держал его острое лезвие совсем рядом, не прикасаясь к ее горлу. Как это ни странно, но она испытывала лишь уверенность от того положения, в котором сейчас находилась, а ее сердце просто ликовало, чуть не выскакивая у нее из груди. Сколько он уже для нее сделал; несомненно, эти отвратительные, угрожающие, направленные в адрес своей жертвы слова объяснялись той же уловкой, которую он придумал.
Мария не чувствовала от него никакой угрозы, — лишь охватившее все ее тело облегчение от того, что он был рядом.
Он сжимал ее в руках только ради ее собственной защиты. Его окровавленные руки сжимали ей лишь горло, но несмотря на его хватку, она могла дышать относительно свободно. Инстинктивно она схватила его предплечье, делая вид, что пытается вырваться, а сама получала лишь дополнительную силу от прикосновения к его руке, его пальцам, не обращая никакого внимания на то, что и ее руки были в крови. Он прижимал ее к себе и всем своим теплым, высоким мощным телом поддерживал ее. Она чувствовала, как глухо бьется у него в груди сердце. Он горячо зашептал ей на ухо; его голос был легче мягкого бриза.
— Делай все так, как говорю. Мы с тобой затеяли весьма опасную игру.
Несколько не получивших ранения рыцарей переругивались, стоя на полянке, метая быстрые взгляды в ее сторону. Видя, что Ротгар не выпускает ее из рук, они медленно направились к ним, вероятно, намереваясь оказать пленнице помощь.
Ротгар вновь обратился к Гилберту:
— Пусть твои люди займутся своими ранами. А нам втроем нужно кое-что обсудить с глазу на глаз.
Гилберт, подав знак своим людям, с трудом поднялся на ноги.
На его изуродованном лице она перехватила взгляд, который заставил ее вздрогнуть от страха, — чувствовалось, с каким трудом ему приходится сдерживать охватившую его всего дикую, гибельную ярость. Ротгар повел ее к хижине. Гилберт неохотно, что-то бормоча себе под нос, последовал за Ротгаром, словно его ноги были привязаны к ногам сакса.
— Оставь ее в покое сакс, — потребовал Гилберт. Его голос был похож на звериное рычание, когда они отошли на значительное расстояние от его людей. Стоит на нее посмотреть, чтобы сразу понять, что ты перегнул палку.
Пульс Марии учащенно забился. Она, конечно, понимала, что будет опозорена, если только будут обнаружены следы их незабываемой ночи любви, но что она могла поделать? Когда она увидела, как Ротгар с Гилбертом тузят друг друга полновесными кулаками, она сразу забыла о всякой предосторожности. При ней не было никаких приспособлений для управления лошадью, не было нужной мази, чтобы скрыть оставленные на ее теле Ротгаром следы безумной страсти, а страх за его безопасность лишил ее чувства самосохранения.
— Что ты, я так отлично ее чувствую и понимаю, — негромко, словно триумфатор, рассмеялся Ротгар. — И не только сейчас.
Боже, что же он делает? Он ведь сам предупредил ее, чтобы она ни за что не признавалась в их плотской любви, а вот теперь он поддразнивает этим Гилберта.
— За это я лишу тебя твоего мужского достоинства и брошу его в корыто для свиней! — часто задышал Гилберт.
— Она тоже кричала что-то вроде этого, — не унимался Ротгар. — Неужели у вас, норманнов, в распоряжении всего несколько проклятий, к которым вы непременно прибегаете, когда речь заходит о смерти или изнасиловании?
— Изнасиловании? Так ты ее изнасиловал?
— Ну, а ты как думал? Станет ли аристократка, норманнская леди, добровольно совокупляться с каким-то потерпевшим поражение саксом? — Ротгар весь затрясся от смеха. Одним осторожным движением он сорвал у нее тряпку с ног, которая прикрывала ее синяки и ссадины, протянул ей руку. Кровь, проступившая на них от прикосновения к его окровавленной тунике, лишь нагляднее выявила порезы у нее на ладонях, которые остались на них от уздечки ее кобылы, как и пальцы, которые она ободрала, пытаясь достучаться в дверь хижины. Он обнажил ее раны, открыто демонстрируя их Гилберту. — Разве это говорит о том, что она подчинилась добровольно?
— Делай все так, как я говорю, — приказал ей Ротгар. Такие простые, в сущности, слова, но так их трудно произнести, не теряя чести. Горло у нее болело от усилий, с которыми ей приходилось удерживать свое возмущение. Представляя ее безвинной жертвой, Ротгар, несомненно, обрекал себя на гибель, если судить по тем ненавистным взглядам, которые норманн бросал на него.
— Я гляжу на человека, который уже, по сути дела, мертвец, — бросил Гилберт, подтверждая таким образом ее страхи.
— Думаю, это не так. Тем более тебе в этом некого винить, кроме самого себя. Ты отдал мне ее на милость.
— Я лишу тебя… — снова начал было Гилберт.
— Знаю, знаю, — вздохнул Ротгар. — Ты лишишь меня моего мужского достоинства и выбросишь его в корыто свиньям. Но это не скроет того факта, что я обладал ею, а ты, норманн, насильно пригнал ее ко мне, словно выполняя приказ этого сукина сына Вильгельма.
Полный презрения, он саркастически заметил: каким же нужно быть человеком, сэр рыцарь, чтобы до такой степени обидеть женщину, выступить с угрозами в ее адрес и тем самым заставляя ее совершить побег холодной зимней ночью, чтобы все поставить на свои места.
Она почувствовала, как внутри Ротгара вновь закипает гнев от воспоминания о том синяке, который нанес ей Гилберт, резко схватив ее за руку.
Он бросил безразличный взгляд на ее руку, которую поранил. Он только сцепил челюсти.
— Это был всего единственный, неприятный для нее момент. Не было никакой надобности убегать из дому к тебе. Я сказал ей, что сам обо всем позабочусь и наведу повсюду порядок.
— Да, и в результате сразу же попал впросак, — резко возразил Ротгар. Сразу же очутился в ловушке, словно свихнувшийся на сладком меде медведь.
— Эта ловушка была расставлена тобой! — гремел Гилберт. — Ты все это организовал вместе со своими негодяями из жителей Лэндуолда.
— Нет, ты не прав, норманн, даже если тебе хочется в это самому поверить. Вон обрати внимание на убитого юношу. — Он кивнул головой в направлении одного из нападавших, лежавшего, сжавшись от боли, на земле. В груди у него торчало древко копья. Этот человек никогда не жил в Лэндуолде, даже поблизости от него. Я знаю здесь любого жителя на расстоянии трех дней путешествия верхом. Я никогда его не видел.
Мария вспомнила, как на землю упало норманнское копье, когда она подбежала к Ротгару. Его, скорее всего, бросил кто-то из норманнов. Она в этом не сомневалась.
В эту минуту на поляне появился Данстэн, который сокрушенно качал головой, вспоминая об их поражении. Он остановился неподалеку от Гилберта.
— Они исчезли, словно сквозь землю провалились, Гилберт. Я больше не видел ни одного.
— Ты только подумай, норманн, — продолжал Ротгар, кивая головой, словно его совсем не удивляла неудача Данстэна. — Судя но всему, этим предпринявшим против нас атаку свиньям было известно, где мы с тобой будем сегодня утром. Не вызывает сомнения, что они все напали на вас на этой лужайке и не слишком заботились о моей безопасности. Мне кажется, тебя кто-то предал из своих.
Гилберт нахмурился, в упор уставившись на Ротгара.
— Ты вот захватил Марию в заложницы, а несешь какую-то ахинею по поводу предательства. Можно подумать, что здесь, в Лэндуолде, у тебя имеется свой интерес, ты, несчастный, понесший поражение трус.
— Да, ты прав. — Хотя тон у Ротгара оставался бесстрастным, все его тело сжалось, напряглось, он все сильнее прижимался к ней.
— Я видел, что происходит в Лэндуолде. Вам здесь не хватает настоящего господина. Вам недостает вооруженных людей. У вас нет золота, чтобы нанять рыцарей на службу, у вас нет золота, чтобы возвести замок.
Его слова, казалось, повисли между ними.
