последнее, что можно увидеть на гордой кастильской голове. Ничего, сойдет! Скудо, которое я ему всучил, полновесное, хорошей пробы и даже с необрезанными краями.
– Так что, синьор, лицедеев вяжем! Охальников, стало быть. Которые это… ну… глумятся. Вот сейчас повяжем, и прямиком к Святой Минерве.
Я невольно вздрогнул. Грех, конечно, лупить палкой кардинала вкупе с представителем вооруженных сил Его Католического Величества. Но «охальников» поведут не к городскому подесте и даже не в тюрьму!..
Тот, что стоял лицом к лицу с Коломбиной, лениво, словно нехотя, поднял руку. Голова девушки дернулась. Один из актеров – молодой высокий парень – что-то крикнул, его оттолкнули, ударили древком пики…
Святая Минерва. Именно так в Вечном Городе зовут обитель Санта Мария сопра Минерва. Когда-то на том месте, возле невысокого тибрского берега, стоял храм Минервы. На руинах языческого капища был возведен монастырь, но древнее имя осталось, приобретя нежданную святость. Выходит, мне с «охальниками» по пути!
– Старшего! – бросил я таким тоном, что сбир даже не посмел возразить.
Далеко идти не пришлось. Главным среди этой своры оказался тот, кто ударил девушку – такой же толстый, краснорожий и губастый. И тоже с кадыком.
Меня смерили недоверчивым взглядом, вслед за чем последовало недоуменное ворчание. Слов решили не тратить.
…Илочечонк, сын ягуара, знал, что в мире людей плохо. Там глумятся над кардиналами. Там бьют девушек. Там неудачно пошутивших актеров отправляют к Святой Минерве. И ничего нельзя сделать. Виноваты не эти краснорожие големы и даже не нелепые и жестокие законы. Виноват мир, который нельзя улучшить ударом когтистой лапы.
– Добрый день, мессер дженерале!
Я вновь улыбнулся. Клюнет? Должен, ведь на самом деле это чучело в кирасе – даже не сотник.
И вновь ворчание, на этот раз чуть более миролюбивое. Заплывшие жиром глазки поглядели на меня уже внимательнее. Интересно, кого он увидел? Плащ дорогой, по последней моде, но шпаги при поясе нет. Нет и кинжала, значит, не дворянин, не моряк и, скорее всего, даже не купец.
– Чего вам угодно, синьор?
«Дженерале» был помянут не даром. Уже второй раз кряду меня титуловали «синьором».
– Вы, кажется, иностранец?
Это он угадал. Впрочем, отвечать я не собирался, тем более и сам «дженерале» – никак не римлянин. От его выговора за пять миль несет Калабрией. Выслуживается, деревенщина!
– Надеюсь, этих… охальников примерно накажут? – бросил я, даже не поглядев в сторону несчастных актеров.
Рожа калабрийца расцвела улыбкой:
– Вы уж не сомневайтесь, синьор! И дома у себя расскажите, чтоб знали! Мы над персонами, которые духовные, изгаляться не позволим. Ишь, безбожники, над кардиналами смеяться вздумали! Сейчас мы этих прохвостов прямиком к Минерве…
Про Испанца «дженерале» промолчал. Оно и понятно. В данном случае мордач был вполне согласен с бедолагами-комедиантами. Калабрийцам не за что любить «донов».
– Под суд их, мерзавцев! Попервах бичевать, чтоб клочка кожи на задницах целого не осталось, потом – на галеры. Ну, а баб, само собой, в монастырскую тюрьму…
…Откуда, скорее всего, они никогда не выйдут. Впрочем, деревенщина-калабриец все-таки не столь зол, как могло бы показаться. Галеры и тюрьма – наказание, так сказать, светское. Попав к Святой Минерве, «охальники» попросту сгинут. Без следа.
Сыну ягуара никак не понять людских законов. Суть наказания заключается в исправлении преступника. Там, где он жил прежде, смертную казнь отменили еще до его рождения…
– А вас отставят от должности, – как можно беззаботнее заметил я, поглядев вверх, на легкие тучки, неторопливо затягивавшие бледное февральское небо.
– Чего?! – начал было калабриец, но я не дал ему говорить.
– Одно из двух. Или эти «охальники» – просто нарушители общественного спокойствия, которым нечего делать в Святейшем Трибунале, или – еретики и преступники. Но в этом случае арест, как вам известно, должен производиться тайно, дабы не вызвать общественных беспорядков. Представляете, какие пойдут разговоры по городу? То есть, уже пошли. Сбиры Его Святейшества хватают актеров, всего лишь неудачно пошутивших, и отправляют их к Святой Минерве. Разговоры – ладно, а уж когда об этом напечатают в Голландии и Гамбурге…
В ответ я услыхал нечто, напоминающее рычание. Запахло родным Прохладным Лесом. Я снова улыбнулся, и на этот раз вполне искренне.
– Ваша задача – не устраивать скандалы на всю Европу, а их предотвращать. Вы не смогли помешать представлению и вдобавок обеспечили вашим «охальникам» славу, которую они никак не заслужили. В лучшем случае вас посчитают опасным дураком. В худшем – соучастником…
Рычание стихло, сменившись мертвой тишиной. Я мог бы упомянуть для верности соответствующее распоряжение, изданное Трибуналом еще двадцать лет назад, но делать этого не стал. Он понял. Краешком глаза я заметил, что бравые стражи порядка начали переглядываться, опустив пики. Они еще не поняли – но почуяли.
– Вы меня того… не пугайте, синьор! – без всякой уверенности проговорил «дженерале» и вздохнул.
Я ждал. Если он догадается, Илочечонк не будет добивать врага. А если нет…
