Иного я не ожидал. Только бы не подвел де Гарай!
– Стойте! – я поднял вверх грамоту Орсини. – Этот документ дает право…
Но меня уже не слушали. Латники вскинули копья, из толпы ко мне тянулись здоровенные ручищи, пытаясь ухватить за край ризы. На лице епископа медленно проступила усмешка. Все…
Копье ударило в плечо, скользнув по кольчуге. Я удержался на ногах, но следующий удар – прямо в бок, – отбросил меня на доски помоста.
– Демон! Демон! – вопил кто-то. – Крест! Крест сюда!
Они уже знали, как убивать демонов… Я перекатился в сторону, спасаясь от очередного удара, и запоздало пожалел, что в руках ничего нет, кроме бесполезного пергамента. Хотя к чему жалеть? Никто не помешает мне прошептать напоследок «Овернь и де Ту!»
Прости им Господи, ибо не ведают…
В ушах звенела кровь, и я не сразу услышал то, что заставило замолчать толпу, остановив занесенные для последнего удара копья. Гром! Оглушительный гром, обрушившийся прямо с безоблачного летнего неба!
– Еретики и грешники! – нечеловеческой силы голос загремел над площадью. – Вы, посмевшие поднять руку на своих сеньоров и своих пастырей! Остановитесь!
Тишина, повисшая над толпой, вновь сменилась криком, но на этот раз в нем слышался не гнев, а ужас.
– Вот он! Вот он! Смотрите!
Сотни рук протянулись, указывая на высокое двухэтажное здание, стоявшее как раз напротив помоста. Я приподнялся и увидел на крыше высокий темный силуэт в широком плаще.
– Я, Доминик д'Эконсбеф, ваш законный господин, пришел покарать виновных в бунте и насилии!
– Демон… – неуверенно отозвался кто-то, но остальные молчали. Д'Эконсбеф медленно поднял правую руку. В солнечном свете ярко блеснуло червонное золото.
– У меня в руках крест! Я – добрый христианин и верный слуга короля. А вы – бунтовщики и слуги Дьявола!
– Нет… Нет… Помилуйте нас, сеньор! – толпа начала отодвигаться подальше от дома, откуда гремел голос. Кое-кто опустился на колени.
– Вы убили моего отца и брата. Вы разорили мой дом. Чего заслуживаете вы?
– Сеньор! Сеньор! Нас обманули… Помилуйте!
Я медленно поднялся, соображая, что самое время исчезнуть среди этого перепуганного стада. Но что- то остановило. Что задумал последний из Пендрагонов? Обрушить малиновое пламя на Памье?
– Отец Гильом! – нормандец был уже рядом с помостом. – Отец Гильом, скорей бежать!
Я отстранил его руку и повернулся к де Лозу. Но тот не видел меня, глядя в сторону недвижной темной фигуры.
– Вы, собаки, укусившие руку, которая кормила вас, заслуживаете смерти! Но есть среди вас тот, кто виновен трижды. Де Лоз, ты натравил этих людей на мой замок!
Хриплый хохот – епископ дрожащей рукой доставал из складок одеяния знакомый жезл с золотой черепахой.
– Гнусный демон! Я не боюсь твоего огня. Хочешь – сожги еще сотню дураков!
Рядом со мной неслышно появилась Анжела. За ней мелькнула черная бородища де Гарая.
– Ансельм свободен! – шепнула девушка. – Отец Гильом, надо уходить! Сеньор Доминик…
Но я не стал слушать. Я тоже не страшился малинового огня, но уже было ясно – д'Эконсбеф не сделает самого страшного. А вот что касается Его Преосвященства…
– Эй, вы! – де Лоз, похоже, окончательно пришел в себя. – У кого есть луки – стреляйте! Остальные – вперед! Я беру на себя ваши грехи!
– У тебя их и так достаточно! – громовой голос д'Эконсбефа заставил людей замереть на месте. – Ты не боишься огня, потому что украл дэргский амулет. Ты ко всему еще и вор, де Лоз! Но это не спасет. Тебя не тронет пламя, но погубят твои же грехи. Перед теми, кто верил тебе, повелеваю: да будет каждое твое слово – правдой!
Де Лоз замер, затем облегченно вздохнул – крыша опустела. Темный силуэт исчез так же внезапно, как появился.
– Дети мои! – хриплый голос епископа разнесся над площадью. – Да не поверите вы демону в человеческом обличье, нелюдю, который думает, что этот дурацкий Христос спасет его от ада!
– А! – испуганно крикнул кто-то. Над толпой повисла страшная, мертвая тишина. И в этой тишине послышался хриплый хохот:
– Бараны! – де Лоз побагровел, на глазах его блеснули слезы. – Глупые бараны! Да сгорите в аду вы все, ибо никто из вас не достоин моего Великого Господина!
Он вновь согнулся от хохота, толстая рука сорвала наперсный крест.
– Что?! Видели? Так я смеюсь после каждой мессы! Да восславится Сатана, к которому я отправлю ваши ничтожные душонки!
Металл звякнул о помост, нога в башмаке из дорогой кожи наступила на крест.
