– Будешь плохо служить, сын мой, я тебя вразумить телесно, – пообещал Пьер, и де Гарая как ветром сдуло.
– Брат Жеанар введет тебя, брат Петр, в курс дела, – подытожил я. – Если что, вразумляй его. Можно телесно… Иногда.
– Ага… – нормандец наморщил лоб. – Надо бы до завтра казну проверять. А то растащить, мошенники!
Убедившись, что епархия в надежных руках, я обернулся, надеясь увидеть ту, что называла себя Анжелой. Но девушки поблизости не оказалось. Между тем, очумелые от всего происходящего стражники, повинуясь приказам де Юра, принялись за наведение порядка, пытаясь предотвратить давку. Дело шло скверно, но вдруг послышалась резкая команда, и стражники, словно очнувшись, резво взялись за дело. Я узнал голос де Гарая и успокоился. Наверное, в другой ситуации латникам пришлось бы долго объяснять случившееся, но теперь они охотно подчинялись первому, кто повысит голос. И хорошо, что так.
Анжелу я нашел в соседнем переулке. Здесь народу было поменьше. На брошенной прямо на мостовую соломе лежал Ансельм. Несколько доброхотов, начисто забыв, что пришли сюда поглазеть, как этого парня будут сжигать, собрались вокруг, давая бестолковые советы.
– Послали за лекарем, – девушка устало вытерла лицо, и я заметил на ее щеке глубокий порез.
– Случайно, – она уловила мой взгляд. – Подрались со стражником, пока де Гарай и его ребята уносили Ансельма. Ничего, заживет… Отец Гильом, что они с ним…
Она не договорила, но все было ясно без слов. Я присел у изголовья. Ансельм медленно открыл глаза.
– Отец Гильом!..
– Не надо! – я предостерегающе поднял руку. – Потом… Все потом.
– Нет! – серые губы дернулись, и я заметил, что у парня нет передних зубов. – Я признался… Во всем… Я хотел молчать, но…
– Успокойся, брат мой, – я успокаивающе погладил его по холодной руке. – Никто бы не выдержал. Ни я. Ни отец Сугерий. Ни Его Святейшество…
– Нога… – итальянец застонал. – Они называли это «сапожок»…
Грязные тряпки покрывали рану, но я понял – дело плохо. Ходить парень сможет не скоро. Если вообще сможет.
Появился лекарь – старичок в непременном длинном балахоне – и резким жестом отогнал нас в сторону.
– Нам надо поговорить, дочь моя, – я взглянул девушке прямо в глаза. Она грустно усмехнулась и пожала плечами.
– Зачем? Неужели вам интересна дочь Тино Жонглера?
– Дочь Тино Жонглера в тулузской тюрьме. Ей отсекли руку за воровство. Кстати, ризницу они действительно обчистили.
– Вот как? – в ее голосе не было и следа удивления. – И что же дальше, о проницательный отец Гильом?
– Брат Гильом! Брат Гильом! – Жеанар де Юр возник словно из-под земли. Коротышка тяжело дышал, но вид имел довольный. – Мы успокоили народ. Надо сказать… Вы должны объявить… Вас ждут!
– Сейчас, – кивнул я, понимая, что дел еще много. Надо объявить о назначении Пьера управляющим епархией. Надо позаботиться, чтобы вовремя известили все села округа, составить донесение в Тулузу и, конечно, написать Его Высокопреосвященству. Надо проследить, чтобы лекарь не вздумал лечить Ансельма свежим крысиным мясом…
– Поговорим позже, дочь моя.
– Если хотите.
Тут Жеанар де Юр, до этого занятый своими мыслями, поднял глаза и заметил девушку. Послышалось удивленное «А-а-а!»
– Вы что, знакомы? – поинтересовался я.
Викарий сглотнул, развел руками и, наконец, с трудом выговорил:
– С-сестра Цецилия?!
VI.
Сквозь приоткрытую дверь доносились голоса: резкий, нервный – Жеанара де Юра и спокойный, рассудительный – брата Петра. Разговор шел серьезный – новый управляющий епархией знакомился с расходными книгами. Моя помощь не требовалась. Как я уже убедился, нормандец, с грехом пополам выводящий латинские буквицы, прекрасно умел считать. Я понадеялся, что ревизия книг обойдется без «вразумления телесного» и спустился со второго этажа епископского дома на первый. Здесь, в небольшой пустующей комнате для прислуги, мы договорились встретиться с сестрой Цецилией.
Девушка уже ждала меня. Ее лицо, освещенное небольшой восковой свечкой, прилепившейся к подоконнику, казалось грустным и очень усталым.
– Я была у брата Ансельма, – сообщила она, кивнув в ответ на мое приветствие. – Ему лучше, но лекарь говорит, что выздоравливать придется долго. И еще нога…
Я присел на высокий сундук, заменявший тому, кто жил здесь раньше, кровать, и вопросительно поглядел на девушку.
– Вы ждете исповеди, отец Гильом? – улыбнулась она. – Я не готова. Хотя, признаюсь, грешна. Очень грешна.
