– Они не испугались, – внезапно сказал Ансельм, став очень серьезным. – Эти воины… Вы заметили, отец Гильом?
Я пожал плечами. Что ж, и такое бывает.
– Одного я узнал. Он был вчера на поляне! Вы понимаете?
– То есть… – я действительно начал понимать. – Ты хочешь сказать, что воины епископа…
Я покосился на нормандца и не стал договаривать. Мы с Ансельмом поняли друг друга. Среди латников есть те, кто не боится ни Бога, ни демонов. У них свой Хозяин.
– Неглупо, – усмехнулся Ансельм. – Такие и Латеран сожгут – не поморщатся.
На дороге царила суета. Люди подбирали оружие, расходились по отрядам, и вскоре колонна вновь двинулась вперед. Люди повеселели – выигранная стычка сразу же подняла настроение.
– Привычка к победе, – Ансельм тоже понял это. – Мой отец… – он внезапно умолк, затем вздохнул и повторил:
– Мой отец… Он был опытным воином. Он сказал как-то, что самое важное – выиграть первую схватку, пусть даже пустяковую. Появляется привычка к победе.
– Ага, – поддержал его Пьер. – Я это с детства помнить. Когда драка, главное – первым в обличье попасть. Чтобы кровь из носа…
– О мои кровожадные братья! – вздохнул я. – Как-то, это был мой первый год в Святой Земле, мне дали двадцать всадников и приказали проиграть семь боев – один за другим. Я должен был отступать, бежать, изображать панику…
– Изображать! – понял итальянец. – Горации и Куриации![47]
– Нечто вроде. Гораций с малиновым крестом проиграл семь схваток и вместе с тремя уцелевшими воинами с воплями ужаса влетел в ущелье. Куриации в тюрбанах с кривыми саблями уже хватали чепрак моего коня. Меня успели даже как следует ткнуть копьем в спину, но тут ловушка захлопнулась…
– И что? – Ансельм нетерпеливо вздохнул. – Всех? Никто не ушел?
Я кивнул. В тот день мы вырезали всех, а наутро уже наступали на Мосул. Но победа дала немного – под стенами города нас встретил Имадеддин. Тогда-то мы с ним и познакомились…
– Отец Гильом! – недоумевающе вопросил нормандец. – А чего – Куриации – это сарацины есть?
V.
Ночевать пришлось прямо в лесу. Я заранее представлял себе табор, пахнущий луком и плохо выделанными кожами. Этакое сонное царство можно вырезать одним кинжалом! Однако вскоре убедился, что монсеньор де Лоз кое-что понимает в военном деле. Телеги были поставлены кругом, перед ними горели костры, а каждый отряд выставил часовых. Конечно, все это не очень походило на военный лагерь, но справиться с нашей ордой теперь стало мудрено. Между телегами то и дело появлялись воины епископской стражи. Так что ночью сюрпризов не будет.
Мы расположились возле одного из костров. Ансельм выглядел возбужденным. Даже в неровном свете пламени был заметен румянец, проступивший на его смуглом лице. Я понял, в чем дело – парень впервые попал на войну, пусть даже на такую, как эта. Пьер казался невозмутимым, хотя воевать ему тоже не доводилось. Я же чувствовал себя скверно – затея епископа ничем хорошим не кончится. Что б ни случилось у стен замка, результат будет один: довольная улыбка на тонких губах Его Высокопреосвященства Джованни Орсини. «Вы же видели! Вы же сами видели, брат Гильом!»
– Мир вам, святые отцы! – невысокий паренек в темном плаще и большой шляпе с широкими полями подсел к нашему костру. Голос внезапно показался знакомым. Впрочем, удивляться пришлось недолго.
– Не осталось ли у вас хотя бы луковицы, отец Ансельм? – Анжела выглянула из-под широкополой шляпы, и я заметил на ее лице довольную улыбку.
– Д-дочь моя… – такого парень явно не ожидал. Румянец исчез, по лицу пробежала судорога. – Ты… Зачем?
– Луковица есть, – простодушный Пьер воспринял случившееся куда спокойнее. – Возьми, дочь моя. В наличии хлеб еще есть…
– Спасибо, отец!
Анжела, как ни в чем не бывало, разгрызла луковицу и – не почудилось ли мне? – подмигнула Ансельму. Тот вздрогнул и отвернулся.
– Не слишком ли ты рискуешь, дочь моя? – поинтересовался я, стараясь не смотреть, как она уплетает лук – от подобного зрелища сводило скулы.
Девушка помотала головой:
– Ничуть. Многие добродетельные… и не очень добродетельные девицы и матроны славного города Памье поступили так же. Разве можно отпускать мужчин одних, да еще надолго?
– Значит, те, в замке, думают продержаться долго? – резко бросил Ансельм. – Ты… Ты…
– Лазутчица, – спокойно кивнула она. – Пытаюсь помочь нескольким невинным людям спастись от этого бешеного стада. Отец Ансельм, почему я не видела вас с крестом в руках рядом с монсеньором де Лозом?
Итальянец вскочил, затем медленно опустился на место.
– На вашей повозке что-то нагружено. Уж не хворост ли, отец Ансельм? Кстати, кому собирается служить мессу Его Преосвященство, когда возьмет замок? Господу? Или кому-то другому?
Она знала и об этом. Похоже, хозяева замка очень откровенны с дочерью жонглера.
Ансельм отвернулся, и я решил, что надо бы вмешаться. Грешно доводить парня.
